Солистка казанского оперного театра Альбина Шагимуратова, которая в этом году была удостоена премии «Золотая маска», сегодня впервые выступит в Казани в партии Виолетты в опере «Травиата» Джузеппе Верди. О своих занятиях с мега-звездой Ренатой Скотто, покупке квартиры в Европе и о том, что важнее при заключении контракта – деньги или интерес, певица рассказала в эксклюзивном интервью «БИЗНЕС Online».

«Я ДЕЛАЛА НЕ ВСЕ АКРОБАТИЧЕСКИЕ ТРЮКИ» 

– Альбина, получая «Золотую маску», вы поблагодарили за помощь президента РТ и за совместную работу режиссера «Лючии ди Ламмермур» Михаила Панджавидзе и дирижера Рената Салаватова. С президентом понятно, он дал грант театру в 124 миллиона рублей, а как работалось с Панджавидзе и Салаватовым?

– Работалось отлично! Правда, я делала далеко не все акробатические трюки в знаменитой сцене сумасшествия Лючии, которая идет 17 минут, если бы я во всем слушала Панджавидзе, то вряд ли смогла бы петь. Так что я привнесла в партию кое-что от себя. Невозможно при пении бельканто еще и кувыркаться. Но с Панджавидзе я работаю не в первый раз, мы очень хорошо понимаем друг друга.

– А с Салаватовым?

– Ренат Салаватович – выдающийся музыкант. Он очень хорошо чувствует певца, он идет за ним. Когда мы показывали «Лючию ди Ламмермур» на «Золотой маске» в Москве, после спектакля ко мне подошел один известный московский дирижер и выразил восхищение оркестром и дирижером казанской оперы. Когда я готовлюсь к спектаклю, я не пускаю даже родителей. Маэстро Салаватов – единственный человек, которого я могу допустить к себе в гримерную перед спектаклем, он приходит ко мне с клавиром, и мы еще раз обсуждаем будущую работу. Сейчас в мире вообще не хватает именно оперных дирижеров, так что Казани с Салаватовым очень повезло.

«СНАЧАЛА ОТКАЗАЛАСЬ ПЕТЬ В МОСКВЕ»

– Вы очень волновались перед выступлением в Москве? 

– Естественно, но поначалу, когда мне позвонил директор казанской оперы Рауфаль Мухаметзянов и сказал, что жюри «Золотой маски» будет нас смотреть 2 апреля в Большом театре, я отказалась петь. У меня 3 апреля должен был быть концерт в Вене. В результате венский контракт пришлось отменить, и я пела со своим театром.

– Как вы готовили эту партию?

– Я почти месяц занималась в Нью-Йорке с великой Ренатой Скотто, слушала ее записи. Она мне сказала: если ты полностью будешь владеть голосом, тебе ничего не страшно, даже если режиссер поставит тебя на голову, ты сможешь петь. Она мне очень помогла, ведь Лючия – труднейшая белькантовая партия.

«МОЙ ДОМ – САМОЛЕТ И ГОСТИНИЦА»

– Вы – солистка казанской оперы, ваши родители живут в Казани, но, наверное, все-таки и гражданка мира?

– Да, я именно гражданка мира. Мой дом – это самолет и гостиница.

– Но какая-то недвижимость за границей у вас есть?

– Я скоро ее приобрету. Пока не буду говорить, в какой стране. Скажу одно: это будет не в России.

– Как при таких нагрузках складывается личная жизнь? Она вообще есть?

– Ее нет. То есть она есть, но ей уделяется очень мало времени.

– Когда купите квартиру, перевезете в нее родителей?

– Вряд ли. Они – пожилые люди, им трудно будет привыкнуть к новому месту.

«В КАЗАНИ ЛУЧШИЙ РЕГИОНАЛЬНЫЙ ТЕАТР»

– Альбина, вы сейчас имеете контракты в самых топовых театрах, поете в Ковент Гардене, Ла Скала, Метрополитен опера. Я понимаю, что наш театр нельзя ставить в одну шеренгу с ними. Но на российском уровне, какое место занимает казанская опера?

– В мировом значении наш оперный театр занимает не самое последнее место. В российском масштабе я бы поставила его на первое место как региональный театр. После Большого и Мариинки. Там ведь другое финансирование. Два международных фестиваля – Шаляпинский и Нуриевский – это показатель уровня театра. Назовите мне в провинции другой театр, где бы проходили без срывов, на высоком уровне два таких музыкальных форума?

– Как вы полагаете, что дает возможность держать такой высокий уровень в Казани?

– Хороший менеджмент. Контрактная система, которая принята во всем мире, она позволяет приглашать лучших солистов. Конечно, есть и некоторые издержки. Обидно, что студенты Казанской консерватории не могут попробовать свои силы на этой сцене.

– Самые талантливые это могут сделать. Михаил Казаков – тому пример.  

– Согласна, но чаще студенты поют небольшие партии, но может быть, кто-то достоин и большего. Мне очень повезло с театром, здесь меня понимают, это заслуга директора. Я – солистка казанского оперного, но я пою по всему миру, у меня свои агенты и контракты. Где бы у меня еще была такая свобода?

«РУСЛАН И ЛЮДМИЛА» ТОЖЕ ПОЛУЧАТ «МАСКУ» 

– В этом сезоне вам довелось участвовать в откровенно авангардистской постановке Дмитрия Чернякова «Руслан и Людмила», которая открывала Большой театр после реконструкции. Мне показалось, что это не совсем ваш режиссер?

– Это было неожиданностью для многих, но с Черняковым мне работалось очень легко.  Он мне не мешал. И сцена с Черномором, которая вызвала много нареканий, она мне нравится. Там все по делу. Если бы Людмила просто лежала, и ее соблазняли, было бы скучно. А так… Публика кричала «позор» и «браво». Зрители реагировали, они были заинтригованы. Опера-то огромная, можно было и после первого акта уйти. Черняков, он новатор, он очень смелый режиссер. Этот спектакль уже купили некоторые западные оперные театры. Спектакль, к сожалению, не до конца оценен российской публикой, но это придет. Он в будущем году будет номинироваться на «Маску» и, думаю, ее получит.

«МЕНЯ НАРЯЖАЮТ ТО В БРЮКИ, ТО В НОЧНЫЕ РУБАШКИ»

– У вас есть любимый режиссер?

– Есть. Дзефирелли. Я мечтаю с ним поработать и спеть в какой-то традиционной постановке оперы. Спеть Лючию, Виолетту… Вкусить тот дух, походить в платьях той эпохи. Меня то в брюки наряжают, то в ночные  рубашки. В первом акте «Руслана и Людмилы» я хожу в кокошнике, я получила от этого такое удовольствие. Представляете, если спеть Лючию в шотландском платье семнадцатого века? И пусть Эдгардо будет в килте.

– Из тех образов, что приходится петь, по-женски кто ближе?

– Так трудно сказать… Они все такие разные. В каждой есть что-то мое. Трепетность Лючии и Джильды, жертвенность в Виолетте. Это мне близко. Мне тоже приходится жертвовать, все время отдавая работе, когда даже часа не находишь для себя, когда нет возможности просто сходить в салон красоты на массаж.

«ГЛАВНОЕ, ЧТОБЫ НЕ БЫЛО ПУСТОТЫ В ДУШЕ»

– Какой город стал любимым?  

– Вена. Я обожаю этот город-музей с его парками и дворцами, с золотым памятников Штраусу. Когда там бываю, каждый день хожу в оперу на спектакли коллег, если свободна, а днем люблю ходить по музеям.

– И пить кофе по-венски, и есть торт Захер…

– И еще кофе меланж, и штрудели с яблоками и творогом.

– Когда предлагают контракт, что перевешивает – интерес или сумма гонорара? 

– Учитываю и то, и другое. Но деньги не должны перевешивать, чтобы не осталось потом пустоты в душе.