Произошедшие обвалы фондовых рынков, включая “черный понедельник”, и девальвация ряда валют вызвали бурные дискуссии и панические настроения. По прошествии нескольких тревожных дней можно утверждать, что эти события и породившие их причины принципиально не изменят ближайшие перспективы для США, Китая и ряда других крупных стран, но, к сожалению, серьезно отразятся на российской экономике. Посмотрим на эти и другие факторы влияния.
В ближайшие два–четыре года рост ВВП Китая снизится до 6% в год, это будут “трудные проценты”, но достижимые — при условии проведения задуманных реформ. Фондовый рынок КНР ограничен, подвержен манипуляциям, его падение сокращает возможности роста, хотя и не драматично. Отметим риски, связанные с функционированием недемократической политической системы Китая и реализацией его внешнеполитической стратегии,— они также будут давить на рост. Мир ожидал, что повышение ставки ФРС США как-то повлияет на экономический рост, хотя все последствия выхода из политики “количественного смягчения” для всего мира просчитать трудно. Так, дальнейшего анализа требует совпадение роста волатильности нефтяных цен с началом выхода ФРС из QE. А вот наблюдаемый отток капитала с развивающихся рынков, очевидно, является результатом изменения этой политики.
Зависимость нашей экономики от нефти давно стала общим местом. Но меры по снижению этой зависимости всегда были предметом дискуссии. Ее результатом стало введение накануне кризиса 2008-2009 годов “бюджетного правила”: доходы бюджета, полученные от превышения “цены отсечения” $50 за баррель, тратить нельзя. Иначе это привело бы к излишнему укреплению рубля, который рухнул бы при снижении нефтяных цен, и раздуло бы расходы, которые потом трудно сокращать. Но во время кризиса эти ограничения были отменены, и к 2012 году бюджет стал тратить все при цене $111. Возвращение к облегченному “бюджетному правилу” уже не позволило покрыть реализовавшиеся риски, тогда как при сохранении рубежа в $50 резервов должно было бы хватить на несколько лет жизни при цене $30-40, меньшей волатильности курса и отсутствии необходимости резко сокращать бюджет.
Альтернативный подход предлагал не сберегать, а тратить — на развитие производств и технологий, субсидирование новых предприятий. Отчасти это и происходило: деньги поступали в экономику и через нефтегазовый сектор, и через бюджет. Но значительная часть расходов шла на неэффективные проекты, поддержание госкорпораций, имиджевые события вроде форума АТЭС и Олимпийских игр, на увеличение социальной помощи. Видимо, с таким искушением сталкивается любое государство при сочетании роста доходов и усиления ручного управления. Эта стратегия, победившая в 2011-2013 годах, привела к уменьшению роста ВВП и накоплению структурных проблем.
Дальнейшее движение цен на нефть плохо предсказуемо. Тренд роста цен, начавшийся после падения в конце 1990-х, очевидно, прервался, появились новые факторы и со стороны предложения энергии (новые источники), и со стороны спроса (замедление Китая и др.). Думаю, нас ожидает период волатильности цен в три–четыре года — до установления нового баланса. Созданные резервы имеют в этих условиях стратегическое значение. Для их сохранения нужно планировать расходы, ориентируясь на цену $50 и дефицит не более 1%, а переход к этому нужно осуществить в ближайшие три года.
Однако без структурных мер в бюджетной политике простое фронтальное сокращение расходов будет мешать росту. С 2008 года социальные расходы всей бюджетной системы, включая государственные внебюджетные фонды (без учета зарплат), выросли на 5% ВВП, и половина этого роста была профинансирована за счет сокращения инвестиций и закупок оборудования. Три статьи федерального бюджета — оборона, безопасность и социальная политика — с 2011 по 2015 год выросли с 54% до 61,5%. На все остальные федеральные задачи сейчас остается 38,5%. В ближайшее время еще 5% бюджета уйдет на обслуживание растущего в условиях дефицита долга. Если не трогать эти три статьи, экономического роста не будет.
Сейчас мы обречены на слабый рост — 0,5-1,5% ВВП после 2016 года, что означает стагнацию. К 2020 году доля нашей экономики в мировом ВВП станет самой маленькой за все годы новой России — примерно 2,6%. Для ускорения роста бизнесу нужны позитивные решения. Вероятно, даже план необходимых реформ взбодрил бы рынок: все хотят видеть перспективу и будут оценивать рациональность предлагаемого. Пока такой ясности и готовности к реформам в действиях правительства нет. Усиление контрольных и правоохранительных функций пугает рынок, особенно когда они реализуются избирательно. Проверки по линии деофшоризации, контроль над ценами и валютными операциями — все это усиливает давление на бизнес. Особенно отметим “антисанкции”: при глубокой девальвации внутреннее производство автоматически получило преимущество, а это решение лишь взвинтило цены, снизило жизненный уровень, усилило рост кредитных ставок и парализовало многие бизнесы. Вместо импортозамещения мы получили шоковую терапию.
Главный вызов для правительства сегодня — это проведение структурных реформ: бюджетной, судебной, правоохранительной, реформы госкомпаний, ряда других. Только они снизят зависимость от нефти и обеспечат выход на устойчивый рост.