В съемках долгожданной экранизации романа Гузель Яхиной “Зулейха открывает глаза” про раскулачивание крестьян и переселение их в Сибирь участвовало много российских звезд: Чулпан Хаматова, Сергей Маковецкий, Роза Хайруллина и другие. Одну из ключевых героинь, бойкую Настасью, сыграла Юлия Пересильд. В сериале ее сделали более важным персонажем, чем в книге.Перед выходом проекта на экраны Пересильд рассказала РИА Новости об экстремальных съемках, письмах Крупской, пионерлагаре для взрослых и купании в Фонтанке.

— В проекте было много съемок на натуре, в холоде, землянках и так далее. Какое у вас самое яркое впечатление?

— Что ни день, то думала: интересно, дотянем до конца дня, все останутся живы? Но самое экстремальное — когда моя героиня среди других сопровождала по степи обоз с раскулаченными. Боюсь соврать, но, наверное, было штук 20 повозок с детьми, взрослыми и еще 15 верховых. Мороз 30 градусов. А мне, как женщине, хотелось быть красивой… Решили, что меня обуют в военные сапоги, кирзачи. Да, туда вложили стельки, поили меня теплым чаем. Но когда я садилась на своего любимого коня Калейдоскопа, через 15 минут тело до середины поясницы уже не ощущала. Потом слезала и бегала, чтобы просто почувствовать ноги.

— И еще вам пришлось прыгать в холодную реку?

— Да — в конце сентября ныряла в Каму в трусах и майке. А глубина метров 30, и я не пловец вообще, ни разу. Со мной работал каскадер Никита, с которым мы встречались на сериале “Палач” и других проектах. Он уже много что со мной делал: избивал, душил, но ни разу не топил.

И вот мы плывем на двух катерах, которые идут параллельно, и он мне орет, проводя инструктаж: “Если почувствуешь, что не можешь дышать, подними правую руку! Если чувствуешь — что-то с сердцем происходит, подними правую руку! Свело ноги — тоже!” Я ему говорю: “Никита, извини, только один вопрос — а если у меня сведет правую руку?”Потом я попросила его больше ничего не объяснять, сказала, что просто прыгну, а там видно будет.

— В итоге все гладко прошло?

— Да, по-моему, два или три дубля сделали, потом уже водкой меня растирали. Но впечатления незабываемые.

— Насколько такие съемки “в полях” помогают вжиться в персонажа?

— На столь экстремальной натуре ты вынужден существовать на грани, даже не успеваешь думать о каких-то актерских вещах, потому что холодно, жарко или взрывают — нельзя расслабляться. Важно, чтобы ты был очень сконцентрирован.

— Как вы готовитесь к роли Настасьи?

— Для каждого своего персонажа я несколько ночей клею специальную тетрадку. И чем больше сцен я прорабатывала, тем сильнее ненавидела Настасью. В какой-то момент подумала: “Вот тварь, ну как же так можно? За что ее можно полюбить?” А потом, кажется, Чулпан Хаматова мне посоветовала посмотреть, что известно про питерских революционерок. Я нашла в интернете их письма, даже Надежды Крупской.

И поняла, что это было время, когда у тех женщин и мысли не возникало, что они, возможно, поступают плохо. Мы сейчас понимаем, каков был результат, а тогда…

— Вы сказали, что для каждой роли заводите специальную тетрадь? Это для записи мыслей, соображений по поводу персонажа?

— Именно. Я раньше переписывала роли, потом поняла, что написанный текст неудобно читать и разбирать. Еще делала много карточек по отдельным сценам. Затем — зарисовки: на каждую сцену какую-то ассоциацию.А теперь, читая сценарий, вырезаю все свои сцены оттуда, вклеиваю в тетрадь и записываю все свои внутренние ощущения.

— Какие у вас были референсы при работе над образом Настасьи?

— У Гузель описана женщина с косой, русская баба. Но я предложила режиссеру Егору Анашкину мне подстричься. Мы стали смотреть репродукции картин Дейнеки, и поняли — это оно и есть. В общем, вдохновляли нас его спортивные женщины в купальниках с развевающимися короткими волосами. Настасья — женщина Дейнеки.

— Она помогла сделать какое-то открытие о себе?

— Конечно, ведь любая роль это и предполагает. В случае с Настасьей я сильно заморачивалась и не могу сказать, что она мне легко давалась. Хотя в результате начала кайфовать.Я немного боялась — подобный характер у меня был, в “Битве за Севастополь”. Есть общие черты — мы делали героиню с мужской хваткой, которую раздражает, что на нее посматривают. Я боялась попасть в зону того, что уже делала.

Из открытий — поняла, что люблю лошадей, могу выдерживать тяжелые переходы на длинные расстояния, еще раз уверилась, что мне хорошо, когда плохо. И самое интересное — несмотря на трудные условия съемок, ужас, который там происходил, все равно был момент хулиганства, фантазии. Мы сочиняли, кайфовали от этого и в жестоких условиях, когда хочется сказать: “Да идите вы все, я пошла в теплый вагончик”, удалось сохранить любовь, уважение друг к другу, не превратиться в капризную актрисульку.Мы все вместе сидели, пели песни, нам не хотелось ночью расходиться спать.

— Такой пионерский лагерь для взрослых.

— Да! Я вообще считаю, что киношники — люди, которым так понравились пионерлагеря, что они решили себе это продлить.

— Как работалось с партнерами на площадке? С Чулпан Хаматовой, Евгением Морозовым?

— С Чулпан мы знакомы несколько лет и не первый раз работаем вместе. Знаете, как я поняла, что мне ничего не страшно? Когда дали в руки топор, и мне нужно было отрубить косу Чулпан на плахе. Именно когда сказали “бей” и я ударила. Я потом поняла, что это стопроцентное доверие. Хотя было очень опасно, конечно.А с Женей мы были не особо знакомы, но очень подружились, “скорефанились”. И все вместе со вторым режиссером, оператором стали командой, а иначе этот фильм было не снять.

— У вас, кажется, семь месяцев длились съемки?

— По моим впечатлениям — лет десять. За день происходило столько, что невозможно представить.

— Прошлой осенью вы работали с Анной Меликян над проектом “Трое”. Там было спокойнее? Что это за фильм?

— После того как в первый съемочный день Константин Хабенский провел, ныряя в Фонтанку, не скажу, что переключилась с экстрима. Да и нам было не слишком тепло.

Это кино про любовный треугольник, мужчину, который мечется между Москвой и Санкт-Петербургом, выбирает из двух женщин. Ожидался камерный фильм, но в реальности, думаю, там тоже хватает приключений.

— И осенью же у вас прошла премьера спектакля “Дядя Ваня” в Театре Наций.

— Вообще, я не принадлежу ни к какому театру, не вхожу в труппы. Привыкла, что больше одной премьеры в год в театре не выпускаю, и так много названий. Ведь я участвую в спектаклях Театра Наций, Центра Мейерхольда, еще наш проект фонда “Галчонок” — много спектаклей в месяц. А в Театре на Малой Бронной меня удерживает уже десять лет “Варшавская мелодия”.

— И там произошли изменения, теперь худрук — Константин Богомолов.

— Именно. Думаю, будет много проектов. Театр переехал в другое здание, ремонт — это всегда очень трудно. Я знаю артистов из труппы, и хотелось бы, чтобы у них появилось много новых ролей.

— А есть ли у вас роль мечты?

— Есть, она немного заоблачная — княгиня Ольга. И я даже не знаю, в каком режиме мне хотелось бы это сделать: может быть, самой как режиссер.А вообще, роль мечты появляется при любви режиссера, актера, партнеров, оператора, художника. Это не случается просто так — ведь тут работа каждого на площадке или в театре. Заблуждение думать, что только от тебя все зависит.

— Вы сами ставили “Каштанку” в Псковском театре. Не планируете повторить режиссерский опыт?

— В ближайшее время точно нет! Меня слишком все устраивает в актерской профессии, мне интересно, много чего хочется попробовать. Мыслей уходить в режиссуру нет. “Каштанка”, спектакль “СтихоВаренье” фонда “Галчонок” — это были вынужденные режиссерские выходки.

ria.ru