Автор текста: Олег РАКШИН

В начале 70-х годов прошлого столетия к куйбышевским чекистам обратились  белорусские коллеги  с просьбой опросить некоего Степана Васильевича Сахно по факту расстрела старосты-подпольщика и его семьи. Одна из дочерей старосты, изрешечёная пулями, чудом выжила и являлась свидетелем преступления, по которому собирались всевозможные материалы. Разработку Сахно взял на себя лично начальник розыскного отделения областной контрразведки подполковник Леонид Георгиевич Колмаков. Последующие события показали, что Сахно имеет прямое отношение к гибели жителей белорусской деревни Хатынь.

Сотрудникам было известно о том, что в годы войны Степан Сахно служил в 118 батальоне СС. В 1944 году дезертировал и скрывался от немцев до прихода Красной Армии. Согласно оперативным данным Степан Сахно в карательных акция замечен не был, поэтому, пройдя проверку, был призван полевым военкоматом города Лида. Воевал Сахно отменно, имел боевые награды. После окончания войны Степан Васильевич  работал на одном из куйбышевских заводов, был председателем товарищеского суда. В общем, человек – заслуженный и уважаемый.

Первый опрос Сахно провел лично начальник розыскного отделения куйбышевского КГБ подполковник Леонид Колмаков. Опытного офицера насторожила манера общения Степан Васильевича Сахно. Рассказывая мельчайшие детали из жизни 118 батальона, Сахно неправильно опознавал бывших сослуживцев на предъявленных фотографиях. На все острые вопросы отвечал: “Хыба я помню? Сорок лет минуло!”. Стало понятно, что ветеран, что-то скрывает.

На совещании у Начальника куйбышевским Управлением КГБ было решено откомандировать полковника Колмакова и Сахно в Белоруссию. Официально – помочь белорусским чекистам в раскрытии преступления. Неофициально – перед подполковником Колмаковым стояла задача психологически подчинить Сахно и вынудить к даче признательных показаний.

По дороге в Белоруссию выяснилось, что у Сахно отличная память. Он свободно говорил по-польски и по-немецки. Профессионально проверял, едут ли они с Колмаковым в поезде одни, или есть “хвост”. Леонид Георгиевич все больше убеждался, что перед ним человек непростой и с ним нужно держать ухо востро.
В Белоруссии Сахно повёл себя странно: рассказывая о службе немцам, он показал сотрудникам КГБ абсолютно все населенные пункты, где бывал 118-й батальон, но старательно объезжал…Хатынь. Одновременно с поездками шла работа в архивах КГБ. Просматривались тысячи документов,связанных с деятельностью батальона. Выяснилось, что 118-й батальон занимался не только охранной деятельностью, но воевал против партизан.

Но прямых улик против Сахно не было, а сам Степан Васильевич и опрашиваемые по делу свидетели – сослуживцы Сахно – путали показания и ссылались на плохую память. Однако, кое что выяснить сотрудникам КГБ удалось. Оказалось, что военнослужащие 118-го батальона играли в футбол с другими немецкими подразделениями. В команде батальона был боец по кличке “Махно”, отличавшийся особым рвением во время карательных акций.

Во время одной из бесед Колмаков завёл с Сахно разговор о  футболе. Степан Васильевич, опасности не почувствовал и подробно рассказал, что во время службы у немцев его батальон играл в футбол с немцами. Сам он был нападающим и носил кличку “Махно”. Но этого  было мало. Нужно было, чтобы Сахно лично признался в содеянных преступлениях. Сотрудники КГБ заметили следующее. Степан Сахно охотно и подробно рассказывал о всех, кто, по его мнению, уже умер или жил за границей. Если были какие-то сомнения, Сахно прятался за стандартным ответом: “Хыба я помню? Сорок лет пошло!”.

Во время очередной беседы с Сахно, Колмаков прошептал: “Жаль, что Кнапп и Лодзинский умерли. Теперь их не достать”. Сказал тихо, но достаточно, чтобы услышал Сахно. И эта уловка сработала! Во время очередного опроса, Степан Сахно подробно рассказал о карательной деятельности бывших сослуживцев. Эти показания дали прочитать, сидящим в соседних кабинетах, Кнаппу и Лодзинскому…

Когда подполковник Колмаков показал признания “оживших” Кнаппа и Лодзинского Сахно, Степан Васильевич отреагировал спокойно. “Я знал”, – сказал Сахно, – если я буду молчать, меня не выдадут. Заговорю, выдадут меня. Памятников наставили, а отвечать кому-то нужно. Примите явку с повинной”.

На вопрос, а что за деревню они сожгли 22 марта 1942 года, Сахно ответил:
“Да, это была Хатынь! Огонь, пламя, крики! Это забыть, залить водкой невозможно. Да, что там Хатынь…Они у нас каждый день были”.