Ты как будто говоришь: откуда известно, что счастье человека – в мистическом познании Всевышнего?
Знай же, сие становится очевидным, когда ты познаёшь, что счастье для чего бы то ни было, заключается в наличии удовольствия и успокоенности от этого. А удовольствие для чего бы то ни было состоит в том, чтобы отвечать потребности своей природы. А потребность природы для чего бы то ни было зависит от того, для чего его сотворили.
Подобно тому, как удовольствие страсти – в том, чтобы достичь желаемого, удовольствие гнева – в том, чтобы отомстить врагу, удовольствие для глаз – в миловидных лицах, удовольствие для ушей – в благозвучных голосах и интонациях, точно так же удовольствие для сердца – в том, что является его особым свойством, и в том, для чего его сотворили, а именно – для мистического познания истины деяний. В этом и заключается особое свойство человеческого сердца. Но гнев, страсть и приобретение чувственного с помощью пяти чувств – все это присуще и животным. Потому в природе человека существуют любопытство и потребность узнать все неведомое ему. А все познаваемое им вызывает у него радость и ликование, благодаря чему он прославляет себя, хотя бы в чем-то низком, презренном и безосновательном, типа шахмат. Так, если знатоку в них сказать: «Никого не обучай», то он может пребывать в томительном ожидании, радуясь, что узнал удивительную игру, чем и захочет прославиться. Потому как ты узнал, что удовольствие для сердца – в мистическом познании деяний, то знай [теперь], что насколько мистическое познание связано с более великим и благородным, настолько больше от него удовольствие. Так, если некто извещён о сокровенных тайнах вазира, то он рад им.
Если же он узнает о тайнах правителя и узнает о его мыслях по управлению государством, то он ещё больше обрадуется. Другой, зная, как с помощью геометрии вычислить вид и размеры небесных сфер, будет рад более того, кто владеет шахматной наукой. А тот, кто узнал, как нужно расставлять и двигать шахматные фигуры, получит больше удовольствия, нежели тот, кто не знает, как следует играть.
Точно так же, насколько более благороден учитель настолько более благородно его знание и больше удовольствие от него [знания]. Нет ни одного существа благороднее того, от кого зависит благородство всего сущего. Он – падишах и правитель всего мира. Все чудеса мира – следы Его творения. Стало быть, нет другого мистического познания, которое было бы благороднее и давало бы большее наслаждение, чем такое мистическое познание. И нет наблюдения более приятного, чем наблюдение красоты Владыки божественности.
Потребность природы сердца заключается именно в этом, ибо потребность природы чего бы то ни было есть его особое свойство, ради которого это было сотворено. Если есть такое сердце, в котором перестала существовать потребность в подобном мистическом познании, то оно сродни больному телу, в котором перестала существовать потребность в пище. Случается так, что оно предпочитает хлебу глину. И если его не лечить, с тем чтобы природная страсть заняла своё место, а порочная – ушла, то оно, оставаясь несчастным в этом мире, погибнет. Тот, у кого в сердце страсть к чему-то другому возобладала над желанием мистического познания Владыки божественности, сердечно болен. Если его не излечить, то он будет несчастным в том мире и сгинет. Все страсти и чувственные удовольствия, связанные с телом человека, без сомнения, вместе со смертью исчезнут, как исчезнут и приложенные к ним усилия. Удовольствие от мистического знания, связанное с сердцем, со смертью удваивается, ибо сердце со смертью не уничтожается. И мистическое знание [не только] остаётся на месте, но становится насыщенным светом. А удовольствие от него удваивается потому, что стеснение от других страстей уходит.
http://www.islam.ru/content/veroeshenie/v-chyom-nastoyashhee-schaste-cheloveka