«Столица С» побывала в самом «закрытом» селе Мордовии, и узнала чего боятся его жители
В четверг, 18 июня, в редакцию «С» пришло анонимное письмо с криками о помощи. Автор описывал ужасы эпидемии в известном на всю Россию селе Белозерье. Читая его, чувствовалась паника, в какой пребывает не только отправитель, но и все жители села. «Здравствуйте, пишу Вам по очень важному вопросу, уже нет никаких сил бороться с этим. В Республике Мордовия, а именно в селе Белозерье, в последнее время большая вспышка Короновирусной инфекции, прошу вас дать огласке данную ситуацию, в течении 2-3 дней, скончались 10 человек от пневмонии . Большая часть села болеют, и лечатся дома. При малых поражениях в больницы не принимают, только свыше 50% поражения легких. Не хватает ни больничных коек, ни медицинского персонала. Прошу Вас дать огласке данную ситуацию. Мы нуждаемся в помощи», — дословно орфографически и грамматически говорилось в письме. Все, чем мы могли помочь, это поехать в Белозерье и рассказать обо всем, что там увидим собственными глазами. И мы поехали.
Село
Ромодановское Белозерье — село особое даже среди среди других татарских сел Мордовии. Крупный, по-любым меркам, населенный пункт — 3000 жителей, окружает ореол самых диких слухов и представлений. Считается, что как в середине XVII века его основали темниковские татары, прибывшие на Атемарскую засечную черту, так до сих пор там и живут лихие «боевики». К слову, сказать, спецслужбы действительно засекали здесь и радикалов от религии, и наркоманов от золотой молодежи, и многое чего запрещенного. Но если копнуть глубже, то причина этого кроется в нескольких десятилетиях халатного отношения руководства республики к татарским поселениям. Команда Меркушкина не проводила с их главами и жителями никакой идеологической работы, оставив вариться в собственном котле. «Татарского вопроса» в Мордовии никогда не стояло. Как на любое меньшинство, на существование тюркского народа в республике просто закрывали глаза. Чем и воспользовался международный терроризм и радикалы от ислама. Когда не чувствуешь, что нужен власти, малой родине, пойдешь за любым, кто проявит настойчивое внимание…. Уже с окраины Белозерье поражает своим богатством и ухоженностью. Практически все 726 дворов — это кирпичные двухэтажные особняки, одноэтажные дома здесь встречаются редко. И не сказать, что стоят безвкусные «гробы», что на «Аллее нищих» в Саранске — многие фасады домов выложены затейливым орнаментом, на каждом этаже — по 3-4 окна, большинство дворов облагорожены фигурной брусчаткой или, на худой конец, заасфальтированы. Традиционного русского двора — с землей под ногами, превращающейся во время дождя в грязь, неказистыми деревянными постройками и ватерклозетами здесь не увидишь. Как и огородов с картошкой и луком. Но зато во дворах много цветов в вазонах и клумб. Какое-то царство петуний. И еще поражают мечети. Почти на каждой улице — своя мечеть, всего их восемь, и в каждой свой имам. И вряд ли их посещают три бабушки, как это бывает в сельских храмах. Однако, вопрос религии слишком тонкий, поэтому мы просто подметили для себя эту особенность мусульманского мира — большое количество культовых сооружений в одном сельском населенном пункте. Различие в культурно-бытовой жизни русско-мордовского и татарского села стало еще более очевидно возле здания сельской администрации. Само здание одноэтажное и небольшое, но рассмотреть его толком не удается из-за огромного крытого двора-веранды. Под поликарбонатным куполом — трехярусные напольные вазоны с петуниями, висячие горшки, которые видно, что заботливо поливаются. За крытой верандой — большой участок земли, засаженный яркими бархатцами и неизвестными для нас молодыми, явно южными, деревцами. На участке — палатка под бревенчатый домик, со столом и двумя лавками, небольшим холодильником и чайником. Видимо, здесь пьют чай и обедают местные чиновники и сотрудники почты, которая примыкает к домику администрации. Чисто, аккуратно, ярко и как-то не по-русски. На асфальтированной площадке возле сельской администрации — необычный мемориал павшим солдатам ВОВ из красного кирпича. Ухоженный, как новенький. Память белозерцев о своих героических предках. Только здесь приходит простая в своей сущности мысль, что на той войне воевали не только русские… В администрации никого из представителей власти мы не обнаружили, но нам любезно согласились показать дорогу к месту «дислокации» главы Белозерья Рясима Салихова.
Человек с «пистолетом»
Вскоре мы оказались возле очередной шикарной мечети и с удивлением увидели там двоих человек в противочумных костюмах. От них отделился невысокий подтянутый мужчина в медицинской маске, и резко подойдя к нам, приставил ко лбу «пистолет» тепловизора. «36,6, значит — не больны», — заговорил человек с «пистолетом». Оказалось, что это и есть Рясим Салихов. «Второй день проводим подворовый осмотр жителей. Сейчас вы находитесь на улице Советская, где расположено 158 домов. Мы закупились тепловизором и двумя приборами для определения уровня кислорода в крови, и теперь проверяем каждого жителя села. Пока на улице Советской подозрение на инфекцию вызвали двое человек — у одного невысокая температура, у другого — отсутствие обоняние и вкуса. Осмотр проводят двое врачей из Ромодановской ЦРБ, поэтому подозрительных сразу берут на заметку», — быстро и энергично заговорил глава села. По его словам, вспышка пневмоний, чей ковидный характер еще лабораторно не доказан, началась с начала июня. «Весь Рамазан мы просидели дома. Мечети у нас давно закрылись, даже Уразу-Байрам (праздник разговения — ред) не отмечали. Имам не призывает к молитвам, все молятся дома. А после Рамазана все как с цепи сорвались — начали ходить по гостям, сидеть за одним столом. И пошли пневмонии», — поясняет Салихов.
Болезнь и смерти
А потом в село пришло и горе. 17 и 18 июня друг за другом умерли две родные сестры. Хамидя Абдулова и Гюзель Асаинова — одной нет 40, другой чуть за 40. «Гюзель давно уже работала с мужем в Москве. И приехала домой, наверное, переждать карантин. А с ней и коронавирус. Заболела вся семья — пожилые родители и сестры. Сейчас родители в больнице, но говорят у них не тяжелая форма пневмонии, а их молодые дочери вот умерли. У Гюзель осталось двое приемных детей, своих у нее не было, им лет по 16. А у Хамиди — пятеро детей. 10 месяцев назад она похоронила мужа, теперь вот сама умерла… Дети остались сиротами, на попечении 78-летней прабабушки», — вздыхает Салихов. «Горе большое, но оно должно стать уроком для всех нас», — добавляет он. Мы, наконец, рассказываем о цели своего визита — о крике помощи из письма анонима. «Как это нас бросили? — подскакивает на месте Рясим Салихов. — Кто бросил? Мы что — дети, чтоб нас бросать? Какие повальные смерти?» «Вот смотрите, — возмущенно, и от этого еще быстрее и громче обычного, говорит глава, — в 2018 году у нас умерло 21 человек, за одно полугодие 2019-го — 18 человек. И сейчас за полугодие — 20, из них с 1 апреля по 15 июня — 9. Среди всех этих умерших — у одного (46 лет), оторвался тромб, у другого — (38 лет) — лейкемия. Две бабушки 88 лет умерли. Еще один скончался — у него было отрезано две ноги. Из молодых умерла девушка 23 года, но она в Саранске жила, у нее были проблемы с сердцем. Тоже двое детей осталось без матери. Но у нее точно был не ковид, потому что нам сразу отдали ее тело, и похоронили мы ее по мусульманским обычаям. А ковидных больных, я слышал, в полиэтиленовом пакете хоронят, и родных не пускают. Вот, правда, не знаю, как сестер будем хоронить и когда их нам отдадут… Но тут у народа настолько ум за разум от паники зашел, что от лейкемии умирают, а все кричат — ковид!» «Но вот ваши жители жалуются, что скорая долго едет…» — начинаем мы с другого бока. «Во-первых, я не знаю, кто там жалуется. Тех, кого знаю, в селе давно не живут. В Москве да Казани обитают. И им, почему-то, оттуда виднее, чем нам. Мне, вообще, их поведение не понятно. Нас так не учили — кляузы писать да сор из избы выносить. Переживаешь за село — позвони старейшинам. Телефоны известны. Да и узнай, что у нас происходит и как мы живем! Мое поколение было не приучено лезть «поперек батьки», прежде чем принимать важные решения, мы спрашивали советы у старших. И уж если так переживаешь, то не жалобы пиши, а помоги родному селу. У этих людей, о ком говорю, в знакомых ходят очень уважаемые и богатые люди. Что им стоит прислать нам лекарства, тепловизоры, маски? Ничего не стоит. Вот недавно, наш один уроженец, ни слова не говоря, прислал 4,5 тысячи масок, и мы их раздали их всему селу. В этом отличие критиканов от людей дела. Критиковать легко, делать — не просто», — говорит Салихов. «А во-вторых, сейчас эпидемия и больны не только мы. И скорую вызывают не только в нашем селе, а во всей округе. Так потерпите, подождите, когда до вас доедут! Сначала по гостям бегали, а теперь скорая у них долго едет. А в других селах, что, не люди? Им врачи не нужны?» — возмущается глава. «Посмотрите, — указывает он на две фигуры в синих тайвеках, — какая на улице жара, а эти женщины в «скафандрах» по селу ходят. Разве они не работают? Бросили нас? Не это ли настоящее мужество? Да им памятник нужно поставить за их героизм! А мы все виним врачей в собственной же халатности! Пусть эти жалобщики вот так поработают, поспасают жизни тех, кто в коронавирус не верит, а потом уже жалуются. Пока в Рамазан сидели по домам, как положено, никакого коронавируса не было», — заключает Салихов, и исчезает по своим делам.
Жители
А мы с врачами из ромодановской ЦРБ пошли делать подворовой обход. Все жители улицы Советская с уважением отнеслись к миссии медиков — без вопросов подставляли лоб под «дуло» тепловизора и протягивали пальцы для определения сатурации крови. Степенные и сдержанные белозерцы с разговорами к нам не лезли, но и сами лишнего не болтали. Однако с одной семьей поговорили довольно открыто. «Если честно, до сегодняшнего дня нам казалось, что нас бросили. Что как будто мы один на один с этим коронавирусом», — говорит Халима, мать двоих сыновей-подростков. Рядом стоял муж и глазами давал понять, что согласен с женой. Вся семья из четырех человек — в масках, впрочем на улице мы не встретили ни одного человека без этого средства защиты. Даже на бородах имамов — маски. А кто-то и в перчатках ходит. «Мы сначала в коронавирус не верили, точнее, не думали, что он нас коснется. Сидели по домам, ни с кем не общались, и ничего не было. А после Рамазана, конечно, расслабились. Стали по гостям ходить. И, вдруг, то там пневмония, то здесь умрут… Страшно, если честно. Говорят, надо помощи у Москвы просить…» — продолжает Халима. «А какой помощи вы ждете?» — спрашиваем мы. Мы-то знаем, откуда ветер дует с этой вдолбленной в местные умы фразой «Пора просить помощь у Москвы». «Ну, пусть маски нам пришлют, лекарства, ИВЛ….» — неуверенно говорит Халима. «Так это все есть! Да, с масками в самом начале были проблемы, но они и в Москве тогда были. А лекарства все есть, причем бесплатные. ИВЛ в разы больше чем реанимационных больных, и денег Москва выделила немало», — поясняем мы. «Ну, вот в больницы, говорят, не лечь…» — продолжает Халима. «Но ведь родители умерших Гузели и Хамиди лежат, и ваш глава села утверждает, что у них не тяжелая форма ковида. А помимо них, по его словам, еще человек 10 госпитализировано. Значит, кладут белозерцев?» — спрашиваем мы. «Атмосфера вся эта пугает, — немного подумав, отвечает Халима. — Страшно просто. Потому что больше нет ощущения безопасности. И поэтому ждешь помощи». Так жительница Белозерья, сама того не зная, объяснила, почему у людей так засела в головах намеренно брошенная фраза в Сети: «Пора просить помощи у Москвы». Потому что страшно. Как это бывает, когда, вдруг, рушится защитная иллюзия безопасности. И кажется, будто стоишь голым на морозе, а вокруг — ни души. И тогда, как детям, хочется спрятаться за спину отца или залезть на колени матери. И отчаянно ждешь, что кто-то сильный сейчас придет, и весь этот кошмар кончится… Удел поколения, забывшего, что такое чума, холера, оспа и банальный грипп. И самое противное, когда на этой шоковой беспомощности, грязно играют политические кукловоды.
ФАП
Незаметно появляется Рясим Салихов, и мы просим проводить нас в местный ФАП. Хотим своими глазами увидеть уровень местной медпомощи. Не ожидая многого, заходим в опрятное с виду одноэтажное здание, облагороженное сайдингом. Внутри нас накрывает приятная прохлада и удивление. Оказывается, это не простой ФАП с одной приемной, оборудованной фонендоскопом фельдшера. Здесь есть дневной стационар на 3 койки, процедурная, прививочная, кабинеты педиатра и терапевта, туалет и даже ванна. На столе Рината Кадикина — терапевта, который приехал работать в Белозерье 30 лет назад — дорогой ноутбук. Такой же на столе медсестры. Всего в ФАПе работают три медработника. В свое время белозерцы просили у главы села еще и стоматологию, да что-то не вышло. Пришло в голову, что можно было бы открыть и частный кабинет, который с тремя тысячами клиентов вряд ли был бы убыточным. А тут и с Ромоданова бы потянулись… «Первые единичные случаи коронавируса появились у нас в начале мая — работники атемарской птицефабрики занесли. Мы соазу выявили контактных, изолировали их, и на этом все. Весь Рамазан была тишина, а после праздников понеслось», — перебивает наши мысли Ринат Кадикин. «В начале июня пошло массовые случаи вирусной инфекции. Так на 17 июня у меня зарегистрировано 40 пациентов с ОРВИ и 8 — с пневмонией», — листая ежедневник, говорит доктор. «И главное, у нас не больно-то любят лечиться, а последние дни — вот сейчас я ругался, приходят толпами, просят направление на КТ, а температуры нет, показаний никаких нет. Я 40 лет врачом проработал, ни разу себе узи не делал. А у них мода пошла — кто по блату томографию сделает — тот, значит, крутой! Потом бегут со снимками ко мне. Двое тут приходили — у одного 5% поражения легких, у другого — 7%. Это все дома лечится прекрасно, нет, им больницу подавай», — недовольно говорит Кадикин. По словам терапевта, в пик паники он принял за день 40 человек, еще 50 «оборвали телефон», так, что он охрип отвечать. «Лекарства у меня в ФАПе есть, — говорит с хрипотцой доктор, демонстрируя упаковки гидроксихлорохина. — Но честно, говоря, не писали бы вы об этом. Они же штурмом возьмут мой кабинет, требуя препарат. Разве им объяснишь, что применять его нужно только при подтвержденном ковиде, так как он очень токсичный. Нет, они будут глотать таблетки для профилактики! А между тем, гидроксихлорохин настолько тяжелый, что его категорически нельзя применять сердечникам, сидящим на бисопрололе и других препаратах». И в тоже время, говорит, Кадикин, местные жители нарушают элементарные правила гигиены и собственной безопасности. «На днях в регистратуре сидит у меня беременная и ест в перчатках. Я ее спрашиваю — ты для чего перчатки надела? Чтоб от вируса защититься, отвечает. Так на них вирус и сидит, а ты в них ешь! Вчера одна пришла — 10 дней температурит и молчит, пьет, типа, аспирин. А молчит, что заразилась от родителей, у которых явно легкая форма коронавируса. И я не уверен, что все эти 10 дней она в самоизоляции сидит. Тяжело мне с ними, упрямые они», — вздыхает Ринат Кадикин. «И все пьют аспирин — просто так! Какой то вредитель им посоветовал, и они пьют. Вчера до 19 часов ходил по вызовам, и все его пьют», — раздраженно добавляет доктор. Записки земского врача XXI века. Изменилось ли что-нибудь со времен Чехова? Разве что ноутбуки у земских докторов появились.
Жизнь продолжается
«Ну, что, пошлите пить чай на дорожку?» — радушно приглашает Рясим Салихов, когда наша беседа с Ринатом Кадикиным заканчивается. «Ни в коем случае! Я не разрешаю! — взрывается доктор. — В коронавирусном очаге нельзя садится за один стол не членам семьи!» Глава Белозерья мнется — видно, что нарушать законы гостеприимства ему не по душе. Но делать нечего. С вирусом шутки плохи — здесь это уже все поняли. «Богатое у вас село! Приятное глазу!» — говорим мы на прощание. «Здесь одни коммерсанты живут. 50 процентов жителей занимаются ремонтом сельхозтехники. Берут старую, сломанную, делают новую и продают. Остальные — кто семечки выращивает, кто торгует. И мы свое дело знаем — вот ФАП за 4 млн рублей отремонтировали, школу, мемориал героям ВОВ, спортзал — тоже за 4 миллиона, у нас мощная детская футбольная команда, должна была поехать в Москву и привезти медали, да эпидемия помешала. Взрослая хоккейная команда лет 6 выигрывает чемпионат Мордовии, садик современный на 160 мест строим — со спортзалом, компьютерным и музыкальным классом. Наши дети учатся в лицее для одаренных, столичных вузах. Освещение провели во всем селе, почту открыли — а на ее базе — МФЦ, конференц-зал. Пожарная дружина своя появилась. И отношение к власти стало другим — если сказали сделаем, значит сделаем, и нам верят. А это главное», — говорит Салихов.
На должности главы села он всего 4 года, но за это время многое успел сделать, и достиг главного — поддержки местного совета старейшин. Про Салихова говорят, что достаточно силен, чтобы держать в узде самое «сложное» село в Мордовии. Но удержать в узде земляков- «критиков», проживающих в других регионах, трудно даже ему.