“Они не уезжают, они умирают», — глава одного из сельских поселений Самарской области ведет корреспондента «Дела» среди почерневших кособоких домов с небрежно заколоченными окнами. По пути попадаются избы, в которых еще теплится жизнь. Она отчаянно борется за право продолжаться с отсутствием водопровода и газа, асфальтированных дорог, школ и работы. Перепись 2002 года обнаружила, что от 63 сел Самарской области остались лишь покосившиеся таблички на распутье. За следующие восемь лет исчезли и они, как и еще 26 деревень, а в 84 сельских населенных пунктах, которые посетили переписчики, они не нашли ни одной живой души. В 2010-м готовились сделать последний вздох 138 деревень региона: по официальным данным, жизнь в них поддерживали по десятку жителей. Что с ними стало, станет ясно уже очень скоро. Нынешней осенью пройдет новая всероссийская перепись населения, которая покажет результаты накрывшей регион волны естественной убыли населения. В 2017 году ее показатель вырос более чем в два раза. Скольких сел и деревень недосчитается регион?
Мертвые с косами
Более трех часов пути отделяет от Самары село Троекуровку Сызранского района Самарской области. Итоги последней переписи сделали этот район лидером по числу сел без населения. Троекуровке, в которой восемь лет назад проживало 17 человек, более трехсот лет. Названием село обязано фамилии своих первых владельцев — дворян Троекуровых. Поселение они основали на старом, мощенном еще булыжником Шигонском тракте, сохранившемся местами до сих пор в пределах сельской территории. С юга Троекуровку укрывает гора, на севере село соседствует с речкой Тишерек. Когда-то тут процветал мукомольный бизнес, действовала система из нескольких мельничных прудов. Сегодня это заросшие камышом болотца, а от мельницы не осталось и камня. Вместо школы возвышается груда ярко-красных битых кирпичей, а ведь не так давно старинное полуразрушенное здание служило своеобразным символом Троекуровки.
За руинами старой школы выстроился ряд потемневших от времени бревенчатых изб. Казалось, вот-вот — и они прилягут друг к дружке на бок, обнимутся и рухнут вниз. Окна выходят на неширокую дорогу, по которой прогуливается невысокий худой мужичок. Завидев редких гостей, он принимает характерную позу на корточках и охотно вступает в диалог, поглядывая на корреспондента «Дела» снизу вверх, сквозь густой сигаретный дым.
«Я, конечно, прописан не здесь, а в поселке Сборно-Симонском, — рассказывает троекуровец, — когда, как теперь говорят, неправильно жили, там было отделение совхоза «Россия». И тут, в этом селе, тоже было очень много людей: и трактористы, и животноводы… А теперь человек пять-семь живет, да и те приезжие. Тишина».
Собеседника «Дела», представившегося Владимиром Парфеновым, тишина не пугает, как и одиночество, и удаленность медицинской помощи, и отсутствие водопровода. «У меня скважина, водопровод мне зачем? Это чтоб государству деньги платить, что ли? Не один я, Васильевна вот приходит. Ей, правда, за 70, но девчонка все-таки, — смеется Парфенов, указывая на соседнюю избу. — Дети на праздники приезжают. Наведывают нас, не бросают». Троекуровец простодушно продолжает надеяться, что и власти их с Васильевной не бросят, уже ведь много лет обещают местным газификацию села.
Еще двух жителей пустынной Троекуровки выдает припаркованный у ворот автомобиль. Хозяевами дома с большим приусадебным участком, засаженным всем, что только может расти, оказались сызранцы, перебравшиеся в село на постоянное проживание. Однако живут муж и жена Нестеровы тем, что продают выращенный урожай на сызранских рынках. По их словам, без вылазок в город тут не выживешь. «Здесь ни магазинов, ни врача нет, — сетует Александр Нестеров. — Помните, был период, когда началась газификация деревень? Прокачали трубу, она там уже под давлением, а ни один дом не подключен. Отписка есть, что в деревню газ завели. В XXI веке топимся дровами». Тем не менее возвращаться в город Нестеровы не собираются. «Здесь тихо, хорошо. А жаворонки, а утки! Иногда лебеди подплывают почти к самому забору — они здесь гнездятся. Кабанов, лис полно, рыбалка, грибы-ягоды…» — утешает себя новоявленный сельчанин.
Уже некому наслаждаться тишиной и единением с природой в селе Бутырки того же Сызранского района. О том, что когда-то здесь была жизнь, напоминает лишь одиноко стоящая на отшибе телефонная будка. Колхозы «Динамо» и «Победитель», в которых работали сельчане, ликвидированы. Большинство домов снесено. В 2010 году здесь не осталось никого. Слабые признаки жизни можно обнаружить в окрестностях Бутырок только летом благодаря редким дачникам и двум действующим скважинам, из которых добывают воду для Сызрани.
Никаких шансов на выживание не было у поселка Верхний Ключ Клявлинского района: его обошла стороной газификация, от ближайшего медпункта, магазина или почты село отделяет 5 км бездорожья. В начале прошлого века крестьяне-чуваши, выходцы из деревни Зеленый Ключ, потянулись к лесам — так проще было заготавливать топливо и осваивать новые более плодородные земли, где и основали Верхний Ключ. В 1950-е годы в поселке насчитывалось 200 жителей и 50 хозяйств. Спустя 30 лет осталось 29 человек, в начале двухтысячных — 16, в 2007 году поселок умер вместе с последним жителем.
Похожая судьба у соседнего поселка Северный. В середине прошлого века в нем было более 100 жителей, работала животноводческая ферма: откармливали молодняк крупного рогатого скота, содержали дойное стадо. Теоретически поселок мог выжить — к 1992 году там проживало 43 человека. В начале двухтысячных люди ждали газификации, однако не случилось. Действовавшие в населенном пункте хозяйства развалились, 2011 год Северный встретил в составе 15 человек, а вскоре и вовсе опустел.
Такая судьба постигла многие деревни Самарской области. Почему?
Обезвоженность
«Нет перспектив у населения! Работы нет! Что у нас здесь могут открыть? Я не представляю! Наоборот, школу могут закрыть! Нет детей. Нет педагогов, все пенсионного возраста. У нас даже водопровода нет! Мы ждем много лет, водопровод могли давно закончить, а…» — тяжелый вздох прерывает эмоциональный спич служащей администрации сельского поселения Тайдаково Натальи Ильмендеровой.
Поселение расположилось в 190 км от Самары в Шигонском районе, продемонстрировавшем рекордное снижение численности населения в период между двумя переписями, 2002 и 2010 года, — свыше 10%. В поселение входят села Климовка и Тайдаково, деревни Левашовка и Ольгино. Все население Ольгина — менее 20 человек. Четыре года назад Тайдакову посчастливилось попасть в партийный проект «ЕР» «Чистая вода». Его целью называли «повышение качества централизованного водоснабжения до уровня, достигнутого западноевропейскими странами». Однако потягаться с Европой пока не удается.
Тайдаковцы черпают живительную влагу из личных колодцев. Поселение цепляется за жизнь, привлекая дачников нехитро отремонтированными дорогами. «У нас идет ощебенение, выделяются в бюджете какие-то деньги. Если все-таки будет мост и легко будет добраться до города, то, может быть, люди останутся», — надеется Наталья Ильмендерова. Сбудутся ли ее надежды — неизвестно.
Люди не делают новых людей
«Рождаемости нет, человека четыре, может, в год родится, а умирает человек по 9-10. В пяти поселках нашего поселения на 1 января этого года зарегистрировано 592 человека, из них по факту проживает от силы сотня. В Моисеевке на зиму остается одна старушка, летом пара дачников приезжает. А скоро вообще никого не будет», — рассказывает «Делу» Елена Платонова, глава сельского поселения Большая Константиновка, что в Кошкинском районе в 140 км от Самары. Судя по всему, не досчитается Большая Константиновка в ближайшем будущем не только Моисеевки, но и еще одного входящего в сельское поселение села — Алексеевки. Из 64 прописанных в ней человек 38 — пенсионеры.
По данным Самарастата, в прошлом году рождаемость снизилась в 26 из 27 муниципальных районов области. Лишь в Камышлинском районе в 2017 году на свет появилось на 13 младенцев больше, чем в году предыдущем. Тенденция снижения рождаемости устойчива на протяжении последних трех лет в 13 сельских районах. Смертность в 2017-м по сравнению с 2016 годом выросла в 11 районах региона. В Кинель-Черкасском и Шенталинском районах с 2015 года умирает все больше людей, а рождается все меньше.
Естественная убыль населения в 2017 году наблюдалась во всех муниципальных районах региона. Причем 25 из них демонстрируют отрицательный показатель третий год подряд. «Снижение рождаемости в ближайшие годы неизбежно», — констатирует доцент кафедры социологии социальной сферы и демографии Самарского университета Бэла Никитина. Федеральные эксперты наблюдают аналогичную ситуацию во всех регионах страны. «За 2016 год сельское население сократилось на 115,3 тыс. человек и составило на начало 2017 года 37,8 млн человек. В 2015-2016 гг. ведущим фактором сокращения численности сельского населения стал отрицательный естественный прирост», — констатируется в научном отчете Всероссийского института аграрных проблем и информатики имени А.А. Никонова «О состоянии сельских территорий в Российской Федерации в 2016 году». По утверждениям ученых, в этот период наиболее серьезными темпами сокращалось сельское население в Приволжском, Дальневосточном и Уральском федеральных округах. Не изменилась численность сельчан только в Южном, а увеличилась лишь в Северо-Кавказском федеральном округе.
Демографы утверждают, что регулировать одномоментно рождаемость и смертность невозможно. На эти показатели влияют три фундаментальных фактора. Первый — это стадия развития общества, которая отражается на положении женщины. В России гендерная революция произошла еще в советский период. «Женщины давно вышли из состояния «рожальных машин», они занимаются карьерой, искусством, наукой, спортом, а если рожают, то посвящают детям очень много времени, поэтому не хотят иметь большие семьи, чтобы хватило внимания и энергии на всех», — говорит Бэла Никитина. Второй фактор — это возрастная структура, которая в России имеет волнообразный характер. Сейчас в период фертильной активности вступают возрастные группы малочисленной волны — последствия неспокойных 90-х годов. Третий фактор — влияние активной пронатальной политики.
«На российское население активно действовал материнский капитал, подгоняющий рождаемость, так как люди побаивались окончания выплат, — размышляет Никитина. — Сейчас уже начинает действовать демографический закон компенсации: форсированная рождаемость в предшествующий период истощает потенциал рождаемости на последующее время. Кроме того, патриотический подъем последнего времени, лозунги о величии России также могли спровоцировать повышение рождаемости, однако после стадии деторождения приходит стадия воспитания, тяжесть которой понижает привлекательность повышения рождаемости».
Придать новый импульс теоретически могут инициативы российских властей относительно выплат в размере прожиточного минимума за рождение первого ребенка. В депрессивных районах они способны стать хорошим стимулом для женщин, имеющих проблемы с трудоустройством. Но станут ли на самом деле — пока вопрос.
Будет только хуже
«Что такое депрессивный район? — рассуждает соучредитель Фонда социальных исследований, заведующий кафедрой социологии СГЭУ Владимир Звоновский. — Это когда сходятся две тенденции — и естественная убыль, и отрицательное миграционное сальдо. За исключением крупных мегаполисов такое сейчас наблюдается практически везде. Серьезную роль тут играет удаленность населенных пунктов от более развитых городов. Отсюда — падение плотности населения, а значит, менее развитая транспортная связь».
В Самарской области коэффициент миграционного прироста и убыли по результатам 2017 года отрицателен по 18 муниципальным районам. Исключение составляют только девять районов: Алексеевский, Богатовский, Волжский, Кинельский, Кинель-Черкасский, Красноярский, Сергиевский, Ставропольский и Хворостянский. И только в четырех из них миграционный прирост зафиксирован на протяжении нескольких лет. Что же остальные?
«Выезд из сельских населенных пунктов в города — тенденция давно известная, устойчивая. Вряд ли она может существенно измениться. Миграционный прирост, например в Волжском районе, объясняется лишь тем, что люди перебираются в более крупные населенные пункты», — поясняет статистическую картину Владимир Звоновский. Меньше всего, по словам социолога, страдают те деревни и села, которые могут похвастаться устойчивой связью с крупным мегаполисом в виде автодороги или электрички, либо те, где реализуются крупные инвестиционные проекты. Таких, увы, не много. Кроме того, печальную статистику опустения сельских районов Самарской области из-за естественной убыли или миграционного оттока формирует отсутствие в распоряжении многих населенных пунктов каких-то значимых внутренних ресурсов, которые бы «притягивали» обывателей и предпринимателей. Далеко не везде есть национальный парк или месторождение нефти.
Среди обездоленных — умирающая всего в 70 километрах от Самары деревня с названием, звучащим издевкой — Идея Березовского сельского поселения самого малонаселенного района области — Елховского. Из зарегистрированных в Идее 24 человек круглогодично в поселке живут лишь восемь. «Будет только хуже. У нас непролазная грязь, за 20 лет нам ни рубля не выделено из бюджета области на строительство дорог», — переживает глава сельского поселения Елена Кулаева.
Демографическая ситуация будет только ухудшаться, признала недавно в одном из своих интервью врио министра социально-демографической и семейной политики Самарской области Марина Антимонова. По ее мнению, нам придется открывать границы и приглашать мигрантов по примеру Европы. Вымирание или замена коренного населения выходцами из бывших советских республик — что хуже? Увы, даже на этот непростой вопрос некоторым самарским селам уже не придется отвечать.
Например, ни мигранты, ни демографические волны уже не помогут поселку Репринцево в сельском поселении Черный Ключ Клявлинского района Самарской области. Он появился на свет еще в начале XIX века. Отцом-основателем поселка стал потомственный польский дворянин Александр Дурасов, который переселил своих крестьян из Курской области близ уже имевшегося в Самарской губернии села Степное Дурасово. «В 60-80-е годы жизнь в поселке кипела, имелись рабочие руки, конный двор, в летнее время откармливали молодняк КРС. В поселке был магазин», — рассказывается на сайте администрации района. К переломным 90-м в Репринцеве насчитывалось около 60 человек, в январе 2011-го… всего четыре живых души. По данным администрации района, в 2016 году отсутствие каких бы то ни было внутренних ресурсов, газификации и дорог добило поселок, он стал безжизненным.
Кто на новенького
Районные и поселковые администрации вслух о вымирающих деревнях стараются не говорить. Они бодро рапортуют о том, что все хорошо. Сведения о снижении численности постоянного населения публикуют единичные представители власти на селе. По ним несложно предсказать скорую гибель целого ряда деревень.
Например, в Ставропольском районе на январь 2018 года малочисленными значатся села Пески, Лбище, Красная Дубрава, Аскулы и поселок Новая Васильевка. В них проживают от 8 до 23 человек.
В Безенчукском районе раскрыли данные 2017 года. Так, в сельском поселении Купино малонаселенной оказалась деревня Новокиевка — в ней осталось всего 14 человек. В селах Калиновка и Нижнеоброчино (сельское поселение Натальино) и вовсе три и два человека соответственно. В поселке Победа (сельское поселение Прибой) оставался последний житель. Живы ли эти люди и их малая Родина до сих пор? Выяснить не удалось.
Нельзя вычеркнуть из списка «вымирающих» даже те сельские поселения, где по официальным данным проживают тысячи человек. Например, в сельском поселении Озерки, что в 200 км от областной столицы, к началу текущего года было прописано 1067 душ. На поверку окажутся «живыми» чуть больше 300 из них. Из девяти сел, входящих в состав Озерков, четыре уже мертвы.
«В Криозерихе вообще никого и ничего нет, как и в Калиновом Кусте, и в Шихане. В Покровку только дачники приезжают, она опустела лет пять назад. В Шихане и Калиновом Кусте даже не помню, когда был кто живой», — рассказывает «Делу» глава поселения Лариса Панина. «Но когда-то это чем-то закончится, наверное… Если не будет сельского населения, кто будет кормить-то город? Санкции же вводят всякие…» — неуверенно предполагает сельская глава.
Пример Озерков объясняет, каким образом не изменилось количество населенных пунктов в большинстве поселений муниципальных районов Самарской области. О сохранности всех существовавших в 2010 году сел и деревень заявили «Делу» и в администрации Челно-Вершинского района, на территории которого расположены Озерки со своими «не списанными пока» селениями. То же утверждают в Алексеевском, Большечерниговском, Камышлинском, Хворостянском, Ставропольском, Приволжском, Большеглушицком и Кинельском районах, уверяя «Дело», что и в ближайшем будущем ни один населенный пункт не будет потерян. От администраций остальных районов на момент сдачи номера в печать получить ответ не удалось.
Каким образом выживали и будут продолжать жить села, где восемь лет назад оставалось менее 50 человек (таких было более 200), сельчане не пояснили. Новые реалии в работу администраций всех уровней внесет ближайшая всеобщая перепись населения. Ее планируют провести осенью 2018 года. После публикации итогов вновь заведут разговор о проблеме вымирания самарских деревень. Поговорят и забудут еще на восемь лет. Может быть, кто-то доживет?
Ксения Частова
zen.yandex