Как необходимо конвертировать интеллектуальное богатство?

Татары порой не в состоянии убедить самих себя в действительной, а не декларативной значимости национальной литературы, поскольку не могут преодолеть собственную робость. И это при том, что немцы и американцы едут в Казань читать поэзию и прозу, сочиненную татарами 200 – 300 лет тому назад. В статье, специально подготовленной для «БИЗНЕС Online», востоковед, этнограф, археолог Альфрид Бустанов рассуждает о феномене исторического наследия мусульманских народов России на основе работы в рамках профессуры по истории исламских народов России, учрежденной компанией «ТАИФ» при Европейском университете в Санкт-Петербурге.

ПРЕСТИЖ КУЛЬТУРНОГО ДОСТОЯНИЯ

В этом году в Казани два научных юбилея. 31 мая исполнилось бы 80 лет выдающемуся татарскому ученому Миркасыму Усманову. И ровно 50 лет назад состоялась первая археографическая экспедиция Казанского университета, сохранившая для будущих поколений около 10 тыс. памятников древней татарской учености. Эти два юбилея связаны друг с другом, поскольку именно академик Усманов стоял у истоков экспедиции, превратившейся в своеобразную кузницу кадров для исторической науки Татарстана.

Сегодня много и часто приходится слышать разговоры о значимости наследия и традиции для «межнационального и межконфессионального мира в стране». Усманов с его глубоким знанием татарской культуры как никто другой понимал тесную связь между престижем истории, культурным капиталом и задачами повседневности.

В самом деле, риторика о важности традиций активно эксплуатируется в публичной и академической сферах, но в последнее время появилось ощущение пустоты этого концепта. Многие говорят о величии татарского богословия и литературы вообще, но мало кто интересуется ими всерьез. Более того, татарское литературоведение, по профилю призванное решать задачи, связанные с интеллектуальным наследием татарского народа, находится сегодня в глубочайшем кризисе и фактически маргинализировано.

В чем же дело? Марджани не так уж велик? Или всему виной наше невежество, и Марджани просто не повезло с потомками? Зачем нам богатое культурное наследие?

ЕСТЬ ЧЕМ ГОРДИТЬСЯ

Коварную мысль о недостатках Марджани предлагаю отмести с самого начала. Союз татарской буржуазии и ученых дал нам серьезный интеллектуальный багаж, чей блеск — без всякого преувеличения — предмет серьезного интереса в культурной и академической среде крупнейших научных центров по всему миру.

Зачем немцы и американцы едут в Казань читать поэзию и прозу, сочиненную татарами 200 – 300 лет тому назад? Главным образом, чтобы узнать о многоцветном опыте жизни мусульман в неисламском окружении. Как высокая исламская культура смогла не просто сохраниться, а расцвести пышным цветом в обществе, давным-давно потерявшем свою государственность? В Казань едут, чтобы узнать о творчестве выдающихся ученых, десятилетия собиравших знания в городах мусульманского Востока. В Казань едут, чтобы увидеть своими глазами уникальные произведения арабской и персидской литературы, чудом сохранившиеся в библиотеках татарских библиофилов. Наконец, в Казань едут, чтобы понять, как совместить богословскую ученость с требованиями современности.

Априорное признание авторитета татарских ученых — полки книжных магазинов в Амстердаме, Стамбуле и Каире. Простой пример: персоязычное руководство по суфийской этике и практике «Мактубат ас-Сирхинди» используется мусульманами чаще всего в арабском переводе, элегантно выполненном Мурадом Рамзи, уроженцем деревни Альметьево, что в современном Татарстане. Рамзи мало помнят на Родине, но знают и почитают во всем мире. Культ знания — вот что по-настоящему объединяет нашу историю с исламской цивилизацией, поскольку книжность всегда была главной отличительной чертой татарского народа.

К сожалению, в публичном пространстве России интеллектуальное наследие мусульман известно только по соответствующим названиям улиц в Казани: Каюма Насыйри, Шихабутдина Марджани, Габдуллы Тукая… Даже в научной среде мы больше знаем о «прогрессивном» Курсави, чем о его оппонентах Фатхулле Урави и Ишниязе Хорезми. А ведь Урави и Курсави учились у одного учителя, жили в одно время и вообще у них было много общего. Более того, складывается впечатление, что Урави пользовался даже большей популярностью у современников, чем его оппонент.

Сборник стихов Кыяма Кадырова. Архиф Габдульхабира Яруллина

Исламская ученость — это не сухие безжизненные тексты. Практически каждый татарский ученый наряду с фундаментальными работами оставил после себя сборники стихотворений на разные темы. Я люблю приводить студентам в пример пространные персидские поэмы, сочиненные в XVIII веке в деревне Сафаджай под Нижним Новгородом. Это настоящая татарская традиция, известная уже с XVI века и представленная в том числе трогательными стихами имама мечети Марджани Кыяма Кадырова, написанными в 1920-е годы. Это, конечно, был высший пилотаж: нужно было уметь изящно изложить сложную мысль поэтическим языком и уметь добавить перчинку искрометного народного юмора, всегда на грани фола. Богатство языка и интеллектуальный потенциал татарской поэзии — не просто предмет гордости, но и атомное оружие в руках языковых пуристов и просто романтиков.

Известны сотни, если не несколько тысяч, оригинальных произведений татарских мыслителей, рассказывающих нам о стратегиях лояльности и противостояния центральной власти и официальному духовенству, о тесных связях Татарстана с дагестанскими, турецкими, ближневосточными и среднеазиатскими интеллектуальными традициями. Потрясающее распространение письменного слова демонстрирует рынок идей и мнений, существовавший в исламском мире на протяжении столетий. Рукописи раскрывают нам секреты настоящей истории ислама в Советском Союзе: ведь религиозная поэзия, толкования Корана и еженедельные проповеди — это свидетели теплившейся духовной жизни в атеистическом обществе.

Знание об этих и многих других аспектах интеллектуальной жизни прошлого востребовано на международной арене: мы обсуждаем их с нашими коллегами на конференциях в Париже, Берлине и Кембридже. Другое дело, что татары порой не в состоянии убедить самих себя в действительной, а не декларативной значимости собственной литературы. Татарский мескенлек силен, но вполне преодолим.

«НЕ ХОЧУ, ЧТОБЫ МОЙ СЫН УМЕР ОТ ГОЛОДА, ЗАНИМАЯСЬ ИСТОРИЕЙ»

Такие слова мне пришлось услышать от одной матери, заботящейся о будущем своего ребенка. В этой горькой фразе зашифровано нежелание и неумение конвертировать культурный капитал в что-то, интересное людям по всему миру и позитивно влияющее на наших сограждан.

Да, наше наследие мертво — это книги написанные на непонятном языке на темы, не кажущиеся на первый взгляд актуальными. Но происходит это из-за отсутствия новой концептуальной модели, производившей бы бонусы для современного общества.

Альфрид Бустанов: «История не учит тех, кто любит наступать на заботливо разложенные грабли»

Как мне кажется, рецепт прост: нам нужно вывести на суд общественности широкое поле идей из прошлого, а не заниматься селекцией удобных и рафинированных абстрактных «икон». Компетентный разговор о волнующей проблеме лучше, чем стеснительное невежество. Актуализация литературы и культурологии в общественном поле должна приводить к серьезным исследованиям международного уровня, широкому академическому и максимально не ангажированному обсуждению проблем прошлого.

Прежде всего, мы боимся дать слово всем и каждому. Наследие проходит через узкое горлышко идеологического фильтра, обеспечивающего лояльность и мягкость публичного обсуждения истории. Востребование только удобного прошлого вместо обстоятельной дискуссии на острые темы — одна из причин высокомерного отношения к собственному наследию. История не учит тех, кто любит наступать на заботливо разложенные грабли.

«Мирасызбызга ихтирам!» — «Уважение к нашему наследию!» — так называлась одна из первых статей Миркасыма Усманова о престиже и значимости литературных памятников как культурного капитала. Именно этот престиж и сегодня может стать серьезным инструментом интеграции и информированного диалога, а не очерчивания границ и поиска врагов.

Альфрид Бустанов

http://www.business-gazeta.ru/article/105685/