В авторской колонке, написанной специально для KazanFirst, доктор исторических наук Дамир Исхаков рассуждает, как национальное самосознание приобретает мифологические измерения, а то и уклоняется в сторону крайне националистических взглядов.

После весьма качественного комментария Максума Акчурина по поводу поиска «башкирских» генов Юлдашем Юсуповым и тому подобными тему о генетическом материале как основе этносов можно было бы и закрыть как научно несостоятельную. 

Однако, открыв на днях на Facebook сообщение о том, что сибирский учёный Владимир Волков, занимающийся генетическими исследованиями (он изучает сейчас и сибирских татар), прибыл в Большеречинский район Омской области и раздавал там местным татарам результаты генетического анализа, проделанного на основе ранее собранного им среди них материала, с комментариями, что тут были найдены «кавказские» и прочие гены, а также вклиниваниями в сообщение ряда казахских комментариев, участники которых стали спрашивать, а нет ли там генов аргынов (то есть племени аргын) и так далее. 

Я понял, что тема еще отнюдь не исчерпана и сильно возбуждает прежде всего представителей «молодых» наций (казахов, башкир и других), сохранивших старые клановые структуры или их исторические образы, на наших глазах только-только переживающих этап национальной консолидации. Да и ядро гуманитарных исследований у них всё ещё имеет смещение в сторону этногенеза и этнической истории, написания национальной истории, ибо без привлечения их результатов нациестроительство, пожалуй, невозможно. 

А так как такие исследования нуждаются в очень строгих концептуальных подходах (они-то и есть поле деятельности такой науки, как этнология), которые могут быть выработаны лишь на основе научной методологии, зачастую недоступной ученым из «молодых» наций из-за общего состояния у них гуманитарных наук, у части ученых из этих народов начинают процветать всякие квазинаучные, в том числе и мифологизированные изыскания, действующие весьма возбуждающе на «глубинный» народ. 

Это, в свою очередь, стимулирует тех исследователей, которые в поисках дешёвой славы усиленно разрабатывают обнаруженную, как представляется этим учёным, «золотую жилу» квазинаучных изысканий. Итог оказывается плачевным – народ, и так не слишком просвещённый в сфере гуманитарных наук, окончательно запутывается, национальное самосознание приобретает мифологические измерения, а то и уклоняется в сторону крайне националистических взглядов профашистского, черносотенного характера. 

Как этнолога, имеющего большой опыт полевых работ и научных изысканий по проблемам этногенеза и этнической истории, меня подобные квазиисследования очень беспокоят, в том числе и в связи с попытками явно необоснованного применения при изучении этнической истории результатов генетических изысканий, находящихся ещё, как это очень хорошо известно специалистам, на самой начальной стадии. 

Поэтому было решено продемонстрировать на трех примерах, имеющих отношение к тюркскому населению (в изучаемое время называвшемуся башкирами, татарами, остяками/иштяками) северо-западного Приуралья конца Средневековья. Полагаю, что эти материалы помогут поставить жирный крест на этнопредпринимательстве, пытающемся паразитировать на поисках якобы «племенных» или каких-то чисто «этнических» генов среди башкир. 

В конце XVIII века от башкирцев деревень Кояново, Култаево и Янычево (это – гайнинцы), ныне входящих в Пермский край, было записано следующее предание: «Начало происхождения предков означенных башкирцев их поколения была тарханова, перешли и поселились они в сих местах с давних лет, по собственным их преданиям, издревле; потом под Российскую державу покорились они по взятии… Казани, а до покорения находились в управлении или [в] подданстве у державца своего Ногайского хана. В каком правительстве управления при том державце были, доказать не могут. А только слыхали, что хан их брал от лучших людей их дочерей девок и держал у себя с переменою погодно, а после отдавал отцам обратно, каких имел от 10 до 20, что и считали они за обиду…» [Источник: ГА Пермской обл., Ф. 316. Оп. 1 бд.хр. 78. Л. 24.]

Интересно, а что если при сборе генетического материала попадутся гены потомков этих 10-20 гайнинских девушек, поступавших к ногайцам в виде живого ясака и отдаваемых обратно с ногайскими генами? 

Да, хрустально-прозрачная генетическая (следовательно, и этническая) картина населения бассейна реки Тулвы – там и обитают до сих пор потомки гайнинских «башкир» – начинает исчезать. А если туда добавить ещё один весьма любопытный штрих? Да, есть такой источник – генеалогия племени табын, чьи представители позже стали башкирами, будучи совсем иного происхождения (об этом будет сказано отдельно). Но в данном случае для нас важен один сюжет, содержавшийся в генеалогии табынцев.

Дело в том, что, рассказывая об уходе своих предков из бассейна реки Иртыша и приходе их на территорию современного Пермского края, составители родословной упоминают много мест, где табынцы проходили и жили, в том числе территорию обитания гайнинцев. 

Вот этот кусок: «… наш предок … основал юрт … на месте будущей крепости Пермь …, родился <у него там> сын … Чулман-бий … Потом некоторые его сыны из Перми переселились на место будущего Оханска … оттуда на реки… Барда и Галич и основали юрт …  Войдя в реку Тулву <речь идет о сыне Абдал-бия Чулман бие>… он <познакомился … с человеком по имени Гайни…». [Тот] дал ему совет переселиться на берега реки Барды … и Галич…».

Далее рассказывается о других путешествиях отца этого бия по имени Абдал-бий, когда он дошел до других мест, в том числе и до реки Ик. Но затем Абдал-бий умер, «живя на берегах реки Барды», ибо он вернулся туда. 

Как видно из текста родословной, позже еще несколько (до четырех) поколений проживали в бассейне реки Барда. Последствия этих переселений изображаются еще в одной генеалогии, в которой речь идет об эле кара-дуван (часть племени табын), предок которых, «покинув дуванов и ногаев, … пришел в <иль> Шауба (= река Шаква – Д.И.) … и женился на дочери бывшего в этом иле Джамаш-бия».

Получается так: в этническую среди гайнинцев и близких к ним территориально и этнически татар и «остяков» бассейнов рек Тулвы, Шаквы, Сылвы и Ирени подселились и начали смешиваться с жившими тут раньше группами выходцы из состава клана табын. А так как табынцы ранее проживали в бассейне реки Иртыша и имели в генеалогиях указания на то, что их предок Майкы-би (историческая личность, сподвижник Чингизхана) происходил из племени уйшын (тр есть уйсуней/усуней), речь идет о выходцах из зоны Алтая (там и фиксируются ранние этнические группы дубо/тува, от которых и надо вести клан табын), скорее всего, монгольского времени.

Так гайнинцы на наших глазах начинают превращаться в совсем другое этническое сообщество, чем на исходе.

Похожую историю мы можем увидеть и из родословной башкир из рода юрматы, написанной еще в 1564 году. Вот что сообщается в этом шеджере:

«…Однажды выдался голодный год. Зима стояла долго. В течение трех лет лошадей и овец не стало, хлеба совсем не всходили. Многие люди остались без средств существования, многие оказались голодными и нагими. Ногаи собрались держали совет. «Наши предки пришли сюда из Кубани из-за земли и воды… И вот испытания стужей – приход с полуночной стороны неверных русских. В этих землях русских, должно быть, будет много. Нам эта земля не пойдет, – говорили они. И неисчислимые ногаи решили бежать. И вот бедные и отощавшие <люди> пришли к Бурнак-бию и сказали: «В хорошую пору мы жили вместе, а ныне, в лихое время, бросая нас, куда ты уходишь? … Они так слезно умоляли, что Бурнак-бий решил не уходить. А младший брат его, Ядкар-мирза, во главе неисчислимых ногаев, откочевал на Кубань. И… был в ту пору 953 <год хиджры>.

… Триста ногаев с родами их, оставшись без Ядгара, так же бежали на Кубань. Оставшиеся с Бурнак-бием <люди> назвались иштяк. На оставшихся от сих ногаев свободных землях они наслаждались жизнью… И был … 954 <год хиджры> [то есть речь идет о 1546/47–1547/48]. Все иштяки жили повелениями Бурнак-бия… «Мы люди с тремястами домами», известили мы шаха (белого падишаха. – Прим. ред.). От бежавших ногаев оставшиеся земли нижайше просили и получили…» [Взято из: Башкирские родословные. Уфа. 2016. С.56–57].

Таким образом, мы в данном случае видим смешение древнего населения из клана юрматы (у венгров периода переселения на современную территорию проживания один из семи племен именовался gurmat), явно угорского происхождения (отсюда их самоназвание «иштяк»), с более поздними ногайцами. И в начальной части генеалогии видно это смешение (один из предков этого клана по имени Чачлы-Дервиш-бий выдал свою дочь за ногайца, от этого брака родился Бурнак-бий со своим братом Ядгаром). А еще далее в генеалогии сообщается о проживании «всех родичей … Бурнак-бия» – а «род у него был большой» – под властью казахского хана Тюкяйа (видимо, Тюкяй-хана). Наверное, и эта жизнь не обошлась без этнического смешения.

Спрашивается: чьи гены извлекают генетики, которых Юлдаш Юсупов возил по разным весям в поисках «истинных» башкир и их «стопроцентно» им принадлежащих генов?

И, наконец, последнее известие, тоже из башкирских генеалогий, в частности, из шеджере знакомого нам клана табын, на этот раз из его ответвления, именуемого кара-табын.

В этой замечательной генеалогии, кстати, написанной в стихотворной форме, мы обнаруживаем тех же предков, что и в названной выше генеалогии клана табын, точнее, его ответвления, известного под названием «иректе». Согласно последней родословной, Каратабын-бий являлся сыном Майкы-бия, имевшего и других сыновей (Байкы-бия, Балыкчы-бия). А вот у Каратабына был сын по имени Ахмедшейх (по-другому – Карагазиз). Как уже говорилось, по генеалогии рода иректе Каратабын и его сын Карагазиз сначала обитали в бассейне Иртыша (Каратабын-бий там и умер). После смерти отца Каратабын-бия (он и есть основатель рода кара-табын), как гласит родословие, братья начали прогонять Ахмедшейха, причем сначала вынуждая его уйти «в далекие земли на востоке» (вспомним про Алтай!). Но тот отказался уйти туда, сказав: «Я на восток не пойду! Если… соберусь уходить, то уйду в сторону запада…, там… и пажити и пашни… хороши, да и сыновья Чингиз-хана основали ханство и живут в <своем> юрте в той стороне». В итоге «некоторые … со своих земель, то есть с берегов Иртыша…, решили переселиться в западную сторону» [Взято из: Родословные башкир…С.367-368].

В настоящее время уже установлено, что переселение группы во главе с Ахмедшейхом (Карагазизом), дошедшей в конце концов до реки Ик, происходило в последней четверти XV вкка и было связано со внутренней борьбой в Тюменском ханстве (это вытекает из содержания родословных разного происхождения, которые были проанализированы мною в других работах). То есть в лице разных групп клана табын мы имеем дело с тюменскими татарами! А вот как повествует генеалогия рода кара-табын о своих предках:

Асыл бабам Тобол, Иртыш

Кинаринда булуб ирмеш,

Диннәре күренми сарпай,

…Юрми вә чирмеш…

Перевод: 

Наши настоящие предки обитали

По течениям Тобола и Иртыша,

Но религии у них не видно,

Были они юрмийцами и чирмешами…

Ясно, что в данном случае указывается на смешение тюрок из клана табын с угорскими группами, возможно, ещё в Западной Сибири. Но род юрми имелся и в северо-западном Приуралье, куда табынцы переселились. Так как клан табын вошёл затем и в состав Ногайской Орды, став позже «ногайцами», мы в лице этих выходцев с Алтая, бывших и «ногайцами», на самом деле имеем золотоордынских (средневековых) татар. Если бы мы вслед за генеалогиями табынцев пошли вглубь, то увидели бы, что этот клан присутствовал и среди «изначальных» монголов эпохи Чингизхана, хотя их происхождение от клана уйшын выдает очень древнюю связь со знаменитыми усунями/уйсунями, бывшими, скорее всего, индоевропейского происхождения.

Однако возникает тот же вопрос: собирая генетический материал среди вот этих, ставших башкирами, табынцев, чей ген мы «извлекаем» – древних индоевропейцев, алтайских тюрок (можно сказать, монголо-татар) или их компонента в лице «юрмийцев и чирмешей»? Естественно, генетики и их башкирские «друзья» не способны дать ответ на этот вопрос.

В чём же заключается наш конечный вывод?

А в том, что сфера этногенетических исследований, являющаяся вообще-то предметной областью такой научной дисциплины, как этнология, не может быть полем диких плясок всяких проходимцев, даже если они носят научные регалии. Не отрицая необходимость привлечения результатов генетических исследований к этногенетическим построениям, тем не менее скажу: их научный потенциал по данному направлению достаточно ограничен, ибо этнос – это культурно-историческое явление, а отнюдь не биологическая масса. Надеюсь, данные, изложенные выше, это продемонстрировали вполне показательно.

Поэтому ученые, берущиеся за этногенетические исследования, работают с весьма комплексным компендиумом информации, при анализе которого используют давно отработанные этнологической наукой далеко не простые методы. Кто не понимает этого, тот попросту профан, как, например, Ю. Юсупов, генетики В. Волков, Балановские и иже с ними.

---

Автор материала: Дамир Исхаков, доктор исторических наук