Домой Жизнь татар Хамид Муштари: внук муллы, друг «татарского Есенина» и беспартийный директор института

Хамид Муштари: внук муллы, друг «татарского Есенина» и беспартийный директор института

0
Хамид Муштари: внук муллы, друг «татарского Есенина» и беспартийный директор института

Первый доктор физико-математических наук среди татар удивил НКВД, когда, собрав вещи, сам пришел на «Черное озеро»

22 июля исполнилось 120 лет со дня рождения профессора Муштари. Его «крестными папой и мамой» в науке были Крупская и Фрунзе, он 26 лет руководил целым институтом в советские времена, так и не вступив в КПСС, отклонил предложения академиков Чаплыгина и Королева; среди его объектов был Казанский цирк… Об ученом, чьим именем названа улица в центре Казани, где он жил, «БИЗНЕС Online» рассказывает член-корреспондент РАН, академик АН Республики Башкортостан Марат Ильгамов.

Семья Муштариевых в 1937 годуСемья Муштариевых в 1937 году. Фото из книги Марата Ильгамова «Профессор Х.М. Муштари»

«ЕГО НЕОБЫЧНАЯ ФАМИЛИЯ МНЕ ЗАПОМНИЛАСЬ СРАЗУ»

— Марат Аксанович, вы не только аспирант Муштари, но и автор единственной книги о нем, которая так и называется — «Профессор Х. М. Муштари».

— Расул Гамзатов как-то сказал: «Если можешь не писать, то не пиши». Но в данном случае мною двигало не непреодолимое желание, а необходимость. К сожалению, о Хамиде Музафаровиче имеются только публикации официального характера с сухими биографическими данными и краткое описание научного вклада в сборнике его избранных работ, а также газетные и журнальные статьи. В основном они принадлежат перу Валентины Гудковой (Валентина Гудкова-Ламберова в 1950–1981 годах работала литературным сотрудником, с 1961 года — заведующей отделом науки, вузов и школ газеты «Советская Татария» – прим. ред.). Увы, ни сам он, ни ученики и ближайшие соратники не оставили сколько-нибудь развернутого описания его жизни и научной деятельности.

Все меньше остается людей, которые работали и общались с Муштари. Свой долг я видел в том, чтобы попытаться рассказать подробнее об этом большом ученом и прекрасном человеке, нашем учителе, поведать о том, что происходило на моих глазах и каким образом. Любые воспоминания являются субъективными. Естественно, мои — не исключение.

— Как вы познакомились?

— После окончания Уфимского авиационного института в 1957 году я стал работать в Опытно-конструкторском бюро п/я 100 в Уфе. Эта фирма, известная в последнее время, ранее в силу своей секретности была очень закрытой организацией, так как занималась военной тематикой. В годы Великой Отечественной войны ее главным конструктором был знаменитый Владимир Климов. Здесь вырос до главного конструктора, затем был переведен в Куйбышев будущий генеральный конструктор и академик Николай Кузнецов. Всему миру сегодня известны авиационные и ракетные двигатели, созданные под их руководством.

Увидев летом 1958 года в книжном магазине в доме, расположенном на улице Ленина, монографию Хамида Муштари и Курбана Галимова «Нелинейная теория упругих оболочек», я понял, что это казанские ученые. Несколько необычная фамилия, Муштари, мне запомнилась. Но тогда я не ведал, что с этими людьми и будут связаны долгие годы общения, причем лучшие годы, а воспоминания о них и после их ухода из жизни будут согревать душу. Но это было, так сказать, заочное знакомство.

— Как состоялось очное?

— У нас в ОКБ было вывешено объявление Казанского авиационного института об аспирантуре, где как раз была указана специальность «устойчивость движения». Летом я впервые прилетел в Казань. Меня очень хорошо принял ученый секретарь Физико-технического института Вячеслав Суркин. Оказывается, Муштари являлся директором данного учебного заведения. Осенью, приехав для сдачи вступительных экзаменов в аспирантуру, я зашел к Муштари и увидел стройного и красивого профессора. Ему тогда было 59 лет. Он встретил меня приветливо и тепло. Расспросил о моих данных. Узнав, откуда я родом (Южное Зауралье), сказал, что это настоящий башкирский край, там поют мелодичные протяжные песни. Выходя из кабинета, я подумал, что, по-видимому, таких людей имел в виду Чехов, говоря о красоте человека.

Экзамен по специальности он принимал вместе с Галимовым и Свирским, которых я также впервые увидел, придя в кабинет директора. Сложилось такое впечатление, что они не менее меня были заинтересованы в успешной сдаче экзамена. Правильным ответам они искренне радовались. Я же боялся огорчить их своим недостаточным знанием вопроса. Осенью 1959 года я стал аспирантом Хамида Муштари.

Муштари вел семинары ровно, не перебивая и не задавая вопросы по ходу изложения (как это было принято на некоторых семинарах других известных ученых). Время доклада не ограничивалось. Все происходило демократично«Муштари вел семинары ровно, не перебивая и не задавая вопросы по ходу изложения (как это было принято на некоторых семинарах других известных ученых). Время доклада не ограничивалось. Все происходило демократично» Фото из книги Марата Ильгамова «Профессор Х.М. Муштари»

СЕМИНАРЫ ПОД ЛОЗУНГОМ «ВРАГ НЕ ДРЕМЛЕТ!»

— Каково это — быть аспирантом у самого́ директора?

— В те времена на сроки выполнения работы аспирантами обращали большое внимание. Председатель Казанского филиала АН СССР академик Арбузов (Александр Ерминингельдович Арбузов (1877–1968) — русский советский химик-органик, академик АН СССР, Герой Социалистического Труда, лауреат двух Сталинских премий – прим. ред.) похвалил нас с Хамидом Музафаровичем за представление к защите диссертационной работы досрочно, издал приказ о премировании, о дополнительном оплачиваемом отпуске и о приеме на работу в Физико-технический институт. Этого легендарного человека я видел много раз до этого и после, но больше не довелось с ним разговаривать. Так в 1962 году я стал младшим научным сотрудником в лаборатории Муштари. Там работали люди, которые были большими знатоками своего дела, создающими атмосферу, поучительную, но без назиданий, воспитывающую без поучений. Каждый новый сотрудник впитывал их образ мыслей. Какая это была лаборатория, какие люди!

Муштари вел семинары ровно, не перебивая и не задавая вопросы по ходу изложения (как это было принято на некоторых семинарах других известных ученых). Время доклада не ограничивалось. Все происходило демократично. Он дал нам полную свободу в выборе тематики.

Для молодых сотрудников семинары имели большое значение. Они нравились нам, и мы в какой-то мере находились в ожидании семинарских четвергов. Вот все собираются, рассаживаются по известным местам. Иногда от монотонного изложения материала кое-кто начинает дремать, но заинтересованный слушатель, планирующий задать вопрос или выступить, внимательно слушает (как мы шутили: «Враг не дремлет!»). Чтение протоколов семинаров дает в какой-то мере представление об истории развития теории пластин и оболочек в Советском Союзе. Любопытно, первые протоколы вел будущий ректор Казанского университета Михаил Нужин. Он работал в КФТИ с марта 1946 года по апрель 1947 года.

Вообще, в небольшом нашем институте царила товарищеская, подлинно творческая атмосфера. Безусловно, это была прежде всего заслуга директора. Думаю, играла роль и сама обстановка стабильности в стране, в Академии наук со стабильным финансированием, с заданной численностью сотрудников. Если и были изменения, то только в сторону увеличения. В 1960-е почти каждый год институт получал несколько квартир. В одно время даже нуждающихся в жилье у нас было мало. Но ведь, несмотря на это, были в АН СССР институты, в которых коллектив бурлил постоянно. В Москве, например, из близких нам учреждений был закрыт Институт механики АН СССР — главным образом из-за дрязг в коллективе; вместо него был открыт новый Институт проблем механики АН СССР с новым руководством.

«БЕСПАРТИЙНЫЙ ФЕНОМЕН МУШТАРИ»

— Было ли в этом отношении у Муштари-директора какое-то методическое противоядие подобным явлениям?

— Как говорится, умный всегда находит выход из создавшегося положения, а мудрый не создает такого положения, из которого приходится искать выход. Муштари подходил к решаемым вопросам очень вдумчиво, старался именно не создавать ситуацию, из которой придется искать выход.

Жизнь его была строго упорядочена. Не знаю, как раньше было, но с начала 1960-х годов он работал в институте только до обеда. Директорские, лабораторные дела, семинары, совещания были в это время. После обеда он занимался дома. Только на редкие общие или профсоюзные собрания приходил вечером. Чаще бывали партийные заседания и собрания, но, будучи беспартийным, он на них не ходил. Неизвестно, что решала про себя партийная организация, но влияния ее в институте не чувствовалось. Как беспартийный сотрудник института, а позже как заведующий крупной лабораторией я не испытывал ни положительного, ни отрицательного ее воздействия.

— Муштари 26 лет руководил целым научным институтом в советские времена, так и не вступив в КПСС. Феноменально! В чем же, по-вашему, заключается этот «беспартийный феномен» ученого?

— Однажды — кажется, это было в 1971 году — по институту пронесся слух, что в обкоме партии Муштари предложили освободить должность директора. На это сам он сказал примерно так: «Не вы поставили, не вам освобождать. Освобожу, когда истечет срок, на который избран Академией наук». При этом известии я пришел в состояние, для определения которого современная молодежь использует глагол «обалдел». Я никак не ожидал от Хамида Музафаровича такой реакции. Теперь не все представляют, что означало в те времена только одно слово секретаря обкома, особенно по части снятия кадров. Хамид Музафарович, на всю жизнь которого наложил свой отпечаток 1937 год; который не позволял себе вольностей, всегда предостерегал нас от действий, способных причинить нам вред… Значит, были у него еще ресурсы достойно ответить на нажим. Возможно, сыграло роль и то, что он был беспартийным. И доработал он директором до окончания срока, хотя обкомом уже был прислан новый директор, который пока работал заведующим лабораторией. Этот его шаг, повторяю, меня приятно поразил и порадовал за проявленную силу духа. К слову сказать, академик Арбузов тоже так и не вступил в партию.

У них было четыре дочери: Сагадат, Магира, Марьям, Файруза. Пятым ребенком стал Хамид, который родился в Оренбурге 22 июля 1900 года«У них были четыре дочери: Сагадат, Магира, Марьям, Файруза. Пятым ребенком стал Хамид, который родился в Оренбурге 22 июля 1900 года» Фото из книги Марата Ильгамова «Профессор Х.М. Муштари»

БУДУЩИЙ ДИРЕКТОР НИИ БЫЛ ВНУКОМ МУЛЛЫ

— Каковы корни подобной человеческой природы?

— Происхождение рода Муштари, или Муштариевых, связано с Тетюшским уездом Казанской губернии (современный Тетюшский район Республики Татарстан — прим. ред.). Дед Хамида Музафаровича по линии отца Тазетдин был указным муллой в деревне Болын-Балыкчы. Его сыновья Минлегам и Музафар получили хорошее образование. Первый из них также стал муллой, а второй посвятил себя служению на ниве просвещения. Начальную грамоту Музафар освоил в местной школе, а затем обучался в медресе Халиди и в Татарской учительской школе в Казани. С 1885 года он работал в Тетюшах учителем русского языка, много занимался методикой обучения, составлением учебных пособий. Однако его деятельность не устраивала местные власти, и он вынужден был уехать из уезда. До 1917 года Музафар Муштариев учительствует в Оренбурге, Сызрани, Астрахани, работает в деревнях, организуя школы. Сначала он собирал богатых крестьян и прихожан, договаривался об открытии школы, о помещении для нее и так далее. Вел переговоры об учителях и об условиях для них на новом месте. После налаживания работы школы переезжал на другое место, где снова организовывал школу. Таким образом, он организовал более 30 школ в местах проживания татар, во многих из них был директором. Некоторое время жил в Турции, где преподавал русский язык. Его жена Гирфатжан Хасеева оказывала большую помощь в работе, учила грамоте девочек. У них были четыре дочери: Сагадат, Магира, Марьям, Файруза. Пятым ребенком стал Хамид, который родился в Оренбурге 22 июля 1900 года.

Имя будущего ученого имеет арабское происхождение и означает «славный». Редкая фамилия Муштари, также арабского происхождения, означает «посредник», «компаньон». Ее связывают также с названием планеты Юпитер. Имена и фамилия пришли в наши края вместе с исламом.

Учителя всегда имели свое подсобное хозяйство-огород. Часто приходилось выполнять разного рода работы на стороне, что было связано с разъездами. Отец брал Хамида с собой, и он с малых лет приучился к труду. Например, помогал отцу, когда тот ездил по деревням в качестве землемера.

После Октябрьской революции по всей республике развернулась небывалая работа по созданию школ, по обучению всего населения. Музафар Тазетдинович во всех этих мероприятиях принимает самое деятельное участие. Уже осенью 1917 года в селе Клянчиево Тетюшского уезда открывается первое мусульманское училище, где его избирают заведующим. В 1918–1920 годах Муштариев принимал активное участие в подготовке и переподготовке учителей для татарских школ, был школьным инспектором и заведующим отделом народного образования. В 1920–1923 годах снова работает в Оренбурге, затем преподает русский язык и педагогику в Коммунистическом университете имени Ленина в Ташкенте, Узбекском педагогическом институте. В 1924 году возвращается в Казань и ведет работу в опытно-педагогическом и индустриальном техникумах. В мае 1927 года общественность Татарии отмечала 40-летие трудовой деятельности этого рыцаря народного просвещения. В 1928 году Президиумом ВЦИКа ему было присвоено звание Героя Труда.

В связи с частыми переездами семьи с одного места на другое Хамид учился в разных гимназиях и школах«В связи с частыми переездами семьи с одного места на другое Хамид учился в разных гимназиях и школах» Фото из книги Марата Ильгамова «Профессор Х.М. Муштари»

ОН ОГОРЧАЛСЯ, ЧТО ЕГО УЧЕБЕ МЕШАЛА ШАБАШКА В ШКОЛАХ

— Как Хамид попал в науку?

— В связи с частыми переездами семьи с одного места на другое Хамид учился в разных гимназиях и школах. Даже трудно проследить за всеми переездами семьи в данный период. В гимназии он начал учиться в Оренбурге, но основной была учеба в Казани. В Казанской второй мужской гимназии (ее здание и сегодня находится на Булаке) всегда отмечали успехи Хамида и его блестящие способности к точным наукам. Он окончил заведение с золотой медалью в 1918 году.

В первый послереволюционный набор в университет принимали всех желающих, кому исполнилось 16 лет. Муштари было 18. Из свидетельства самого Муштари, записанного журналисткой Валентиной Гудковой: «На первую лекцию невозможно было попасть. В аудитории не только длинные столы, но и проходы были заняты. Сидели даже на полу. Кое-как пробились к дверям, увидели, как профессор быстро писал на доске и тут же поспешно стирал формулы. Как многие студенты, я работал: могли учиться только те, кто еще и трудился».

Хамид Муштари преподавал математику и физику в русско-татарской школе. Он вспоминал с огорчением, что его учебе очень мешала работа в школах, необходимость подрабатывать. Во время захвата Казани войсками Народной армии КОМУЧа и антибольшевистского Чехословацкого корпуса в 1918 году Муштари, как и всем бывшим гимназистам, пришлось прятаться в деревне от призыва. Так поступали во времена, когда часто менялась власть.

Работая в физическом кабинете одной из школ, который находился в подвале, он сильно простудился и получил осложнение на почки. Врачи говорили, что он в Казани не выживет. Знаменитый терапевт профессор Зимницкий сказал, что он может выжить только в стране с жарким климатом, типа Египта. В этот период ввиду сложившегося в Казани тяжелого продовольственного положения многие студенты и преподаватели покидают город. И в 1920 году Хамид Муштари переезжает в Ташкент, в жаркий арбузный край. Там как раз открылся Среднеазиатский университет, и он становится одним из первых его студентов (на третьем курсе). Впоследствии профессор Романовский предложил выпускнику остаться на его кафедре. Муштари ценил наставника, но твердо отказался, как и от перспективы 3-летней командировки в Германию.

В КОМПАНИИ С «ТАТАРСКИМ ЕСЕНИНЫМ» И ГАЛИМДЖАНОМ ИБРАГИМОВЫМ

— А помогла ли ташкентская жара излечиться от недуга?

— Да, но в Ташкенте Муштари вылечился от тяжелой болезни не только благодаря климату, но и за счет строжайшей диеты, большого количества арбузов и упорядоченной жизни. Здесь же судьба свела его с молодым поэтом Хади Такташем, будущим татарским Есениным. В то время Такташ был секретарем журнала «Дом культуры» и преподавателем литературы в том же Коммунистическом университете, где раньше работал отец Хамида Муштари. Молодые люди мечтали о возвращении в Казань, что и произошло в 1923 году.

О времени начала трудовой деятельности Муштари можно говорить лишь условно, так как, учась в гимназии и университете, он всегда занимался преподавательской работой. Но это была работа по совместительству с учебой.

После возвращения в 1923 году в Казань он был направлен в Народный комиссариат просвещения Татреспублики, где его назначают ученым секретарем Академического центра. Это учреждение занималось организацией работы в области культуры, литературы, искусства, подготовки учебников. Председателем Академцентра сначала был Гаяз Максудов, а затем выдающийся ученый и литератор, крупный общественный и государственный деятель Галимджан Ибрагимов. Муштари стал также ответственным секретарем журнала «Магариф».

В 1920–1930-е годы страна, охваченная романтикой всего нового и революционного, строила свою авиацию, и наиболее энергичные молодые люди непременно хотели стать либо авиаконструкторами, либо летчиками. Муштари не был исключением, тоже хотел и строить самолеты, и летать. Но в Военно-воздушной академии имени Жуковского у него даже не взяли документы — сюда принимали только военных. Он прорывается на прием к председателю Реввоенсовета Михаилу Фрунзе с просьбой разрешить ему стать авиационным инженером и получает на своем заявлении резолюцию: «Прошу допустить к экзаменам». Экзамены сданы, однако вывод медицинской комиссии о его близорукости закрыл путь в академию.

Снова наркомат просвещения, на этот раз — московский. Здесь Муштари работает в качестве инспектора под руководством Надежды Крупской. Однажды он попросил ее принять его по личному делу. Рассказал все, в том числе о неудачной попытке поступить в военно-воздушную академию. И знаете, Крупская предложила: «В университете открылась аспирантура. Я бы похлопотала за вас». В какой-то мере эта беседа и определила дальнейшую жизнь и работу Хамида Муштари как ученого.

«ВЫ НАМ НЕ ПОДОЙДЕТЕ!»

— Протекция супруги вождя мирового пролетариата, видимо, была серьезной гарантией для начала успешной научной карьеры?

— Вовсе нет! Для Муштари все начиналось очень даже непросто. С запиской от Крупской он пошел в университет на Моховую улицу. Вот что записала об этом случае Валентина Гудкова: «Когда он сказал о своем желании учиться в аспирантуре директору Института математики и механики МГУ Дмитрию Егорову, тот откровенно расхохотался:

— Как, вы мечтаете о науке?

Ему, получившему образование в Сорбонне, намерение юноши казалось дерзостью. Профессор еще раз оглядел молодого человека, усмехнулся:

— А ведь в моем представлении все татары — дворники, старьевщики. Где учились? В Казани и Ташкенте? Нет, вы нам не подойдете!

— Я буду учиться в аспирантуре! — в голосе Муштари зазвучали вызывающие нотки. У самого́ академика Чаплыгина! (Сергей Алексеевич Чаплыгин (1869–1942) — русский и советский механик и математик, один из основоположников современной аэромеханики и аэродинамики, академик Академии наук СССР — прим. ред.)

Попасть к всемирно известному академику в начале 1930-х годов было нелегко. Но Муштари поехал в ЦАГИ, узнал там домашний адрес Сергея Александровича. Встретил его в подъезде дома.

— Что нужно, молодой человек?

— Позвольте проводить вас, — ответил незнакомый юноша.

Академик пожал плечами, но возражать не стал. А спустя некоторое время, сидя за чаем, весело смеялся, снова переспрашивал:

— Значит, быть вам только старьевщиком?

Оборвав смех, Чаплыгин спросил уже серьезно о знании английского. Многие книги по механике были только на этом языке.

— А как жить будете? Ведь стипендия аспиранта невелика.

Это было почти согласием».

Кстати, Галимджан Ибрагимов довольно долго не соглашался с отъездом Муштари из Казани в Москву…

«СТАТЬИ, ИМЕЮЩИЕ ЗНАЧЕНИЕ ДЛЯ РОДНОГО ЕМУ НАРОДА»

— Муштари сдал вступительные экзамены. При этом Чаплыгин был строг до придирчивости. Это же относится и к кандидатским экзаменам по обширным разделам математики, механики и физики.

В отличие от предельно деликатного Жуковского, Чаплыгин обычно резко, прямолинейно высказывал свое суждение. Его бескомпромиссность поражала окружающих. Однако резкий с теми, кто этого заслуживал, он был добр и внимателен к тем, кто преданно относился к своим обязанностям и вызывал его доверие. Он заботился о них, помогал им. В число таких людей попал и Муштари. Например, ему было позволено пользоваться личной библиотекой Чаплыгина с условием ставить книги на место.

Вот отзыв научного руководителя о своем аспиранте:

«Хамид Музафарович Муштари за время своей аспирантуры проявил себя как весьма вдумчивый молодой ученый и обнаружил исключительную работоспособность и настойчивость в работе; несмотря на крайне тяжелые жилищные условия и материальную малообеспеченность, он превосходно провел все полагающиеся по плану отчеты. Серьезная длительная болезнь в значительной мере помешала Муштари закончить вполне свой стаж к настоящему времени, и он не успел защитить свою специальную тему (он работает над теорией катания твердых тел), однако и в этой области им уже проработана часть довольно обширной литературы, и я надеюсь, что осенью он закончит свою подготовку к профессорской деятельности в полной мере.

Следует отметить, что, кроме научной работы, он занимался педагогической деятельностью и писал журнальные статьи популярного характера и методологического содержания, имеющие значение для родного ему народа (Муштари — татарин) в смысле установления еще не разработанной на татарском языке научной терминологии. Таким образом, Х. М. Муштари представляет собою вполне сложившегося научного работника, который, по моему убеждению, будет с пользою работать и на научном поприще, и в деле преподавания в высшей школе на кафедре механики.

16/ VI29. Акад. С. Чаплыгин».

Диссертацию на тему «О катании тяжелого твердого тела вращения по неподвижной горизонтальной плоскости» Муштари защитил в МГУ в 1929 году. В комиссии по распределению молодому кандидату физико-математических наук предложили остаться в Москве. Однако он захотел вернуться в Казань.

С 1 сентября 1929-го Муштари работает доцентом в педагогическом институте. Затем ему предложили заведовать кафедрой теоретической механики в Институте инженеров коммунального строительства. Здесь он работает с сентября 1930 года по август 1934-го. Но с сентября 1933-го он является также заведующим кафедрой теоретической механики в КАИ, где его деятельность была особо плодотворной. Также в 1934–1937 годах он занимает должность заместителя директора КАИ по научной работе.

«ОН СОБРАЛ ВЕЩИ И САМ ПОШЕЛ В НКВД НА «ЧЕРНОЕ ОЗЕРО»

— Каково приходилось молодому беспартийному руководителю во времена Большого террора?

— Вот один из эпизодов тех лет. Принимая экзамен у студента, который был секретарем партийного бюро, Муштари поставил ему двойку. При людях тот сказал: «Мы поговорим об этом в другом месте». Однако за это партийный секретарь был подвергнут критике в институтской газете.

Учебные программы, присланные из Москвы, были явно слабыми. Поэтому Муштари вместе с Сергеем Гудзиком, первым директором КАИ с 1932 года, послал в Москву свои предложения по их улучшению. Эти программные предложения стали одним из поводов для обвинений руководства института в 1937-м. Сначала стали активно критиковать Гудзика, и в результате его посадили на 10 лет. Он остался жив и позднее говорил, что лишь благодаря позиции Муштари не был подведен под расстрельную статью. Потом стали критиковать и Муштари. Люди со значительно меньшей квалификацией начали проверять его лекции. В результате уволили из КАИ с формулировкой: «Ввиду невозможности использовать в оборонной работе».

Не выдержав травли, Муштари собрал вещи и сам пошел в НКВД на «Черное озеро». Так и сказал: «Раз меня критикуют, значит, скоро арестуют». Возможно, его поступок оказался неожиданным. По-видимому, сыграло свою роль то, что он не являлся членом ВКП(б), политическая ответствен­ность была меньше. Это начало 1938 года, пересменка в карательных органах. Муштари сказали, что он может спокойно работать, и отпустили.

С 1934-го он по совместительству работал также в Институте математики и механики при КГУ, где сотрудничали лучшие ученые того времени в этой области, среди которых были, к примеру, Николай ЧеботаревиНиколай Четаев. Общение с этими учеными, безусловно, имело большое значение для научной работы Муштари.

Особое место в научной работе Хамида Муштари в довоенное время занимает докторская диссертация, которая была опубликована в 1938 году. Когда он приехал с диссертацией к Чаплыгину, тот был удивлен: «Такими довольно простыми математическими средствами удалось решить такие сложные технические задачи!» и дал добро на защиту в МГУ. Так в 1938-м Муштари стал первым доктором физико-математических наук из татар.

В предвоенные годы он много сил отдает преподавательской деятельности в Казанском химико-технологическом институте, где был деканом механического факультета. Кроме того, большое внимание уделял созданию терминологических словарей.

ИНСТИТУТ НАЧИНАЛСЯ С ДВУХ КОМНАТ В КГУ

— Как появился в его жизни физтех?

— В апреле 1945 года Советом народных комиссаров СССР было принято постановление об открытии казанского филиала АН СССР. В его составе организовали институты: физико-технический, химический, геологический, биологии, языка, литературы и истории и отдел водохозяйственных проблем и энергетики. Филиал начал работу в 1946-м. Первые 17 лет (1946–1962 годы) были отмечены плодотворной слаженной работой сравнительно небольшого научного коллектива филиала под руководством его председателя академика Александра Арбузова.

Первым директором физико-технического института в январе 1946-го был назначен Муштари, а в апреле того же года утвержден президиумом АН СССР. Институт состоял из секторов математики, механики, физики, а также сектора астрономии и геофизики. Институт начинался с двух комнат в геометрическом корпусе Казанского университета с несколькими столами и стульями. Пока не было достаточных помещений, многие сотрудники работали дома. Позже для казанского филиала АН СССР было предоставлено одно из лучших зданий города — бывшей женской гимназии по адресу ул. Лобачевского, 2/31.

Какое-то время сектором математики руководил директор НИИ математики и механики КГУ Николай Чеботарев. Основным научным направлением сектора стали математические вопросы рациональной разработки нефтяных месторождений. Сектор механики под руководством Муштари стал работать по развитию общей нелинейной теории, эффективных вариационных и численных методов анализа деформации оболочек. Сектор физики связан с именами Евгения Завойскогои Бориса Козырева. В дальнейшем в институте именно это направление получило наибольшее развитие, а сектор астрономии и геофизики прекратил свое существование.

— Известно, что Муштари работал с Сергеем Королевым…

— В 1950–1953 годах в казанском Физико-техническом институте АН СССР были выполнены исследования по техническому заданию фирмы Сергея Павловича Королева. Результаты издали в виде закрытых «Трудов Физико-технического института КФ АН СССР» в 1954-м. В конце 1950-х годов эти «Труды…» были рассекречены и стали доступны специалистам. Статьи, помещенные в них, являлись во многом пионерскими как по постановке, так и по полученным результатам. В нашей лаборатории часто вспоминали, что Королев когда-то предложил Муштари переехать в подмосковный Калининград и работать в его фирме. Но Муштари от этого предложения отказался.

ОН НЕ МОГ ОСТАВИТЬ СВОИХ УЧЕНИКОВ

— Как вы думаете, почему?

— Начнем с того, что это было далеко не первое заманчивое и престижнейшее предложение. Мы уже упоминали о работе за границей, о предложениях от академика Чаплыгина. Были и другие. Но Муштари всегда стремился в Казань. Это была первая причина. А вторая заключалась в том, что у него уже имелась своя научная школа, ученики, молодые люди, которые в него поверили, и он не хотел, чтобы они обманулись в своих надеждах.

На посту директора института Хамид Музафарович Муштари проработал до октября 1972 года, то есть 26 лет. После этого он оставался заведующим отделом теории оболочек до марта 1976-го, затем работал на должности старшего научного сотрудника, а с мая 1977 года перешел на полставки старшего научного сотрудника. Муштари был большим мастером качественного анализа уравнений и сложных математических соотношений. Безусловно, он являлся выдающимся специалистом в области теории оболочек, оставившим в ней существенный след. Более того, он был главой крупной механической школы в Казани, объединившей многих талантливых ученых, которые в настоящее время имеют уже собственные научные школы.

Член-корреспондент РАН Эдуард Григолюк отмечал, что «это был стройный, подтянутый, уверенный в себе человек с симпатичной манерой поведения. Для уверенности у него имелись все основания. Он был известен в стране и за ее пределами своими выдающимися работами». Кстати, среди этих работ, которые представляют расчеты по летательным аппаратам, — казанские и другие самолеты, королёвские космические корабли и даже «летающая тарелка» Казанского цирка…

Хамид Музафарович Муштари (1900–1981) — ученый в области механики, доктор физико-математических наук, профессор, основатель казанского научного направления по теории оболочек.

Родился 22 июля 1900 года в Оренбурге в семье народного учителя, преподавателя русского языка в татарских школах Музафара Тазетдиновича Муштари.

1917–1918 — учитель в деревне Клянчиево Тетюшского уезда Казанской губернии.

1918–1919 — преподаватель физики в 1-й мусульманской советской школе II ступени (Казань).

1918–1920 — студент Казанского государственного университета.

1919–1920 — учитель математики и физики в деревне Клянчиево Тетюшского уезда Казанской губернии, лектор на 6-месячных подготовительных курсах в Мамадыше.

1921–1923 — студент Среднеазиатского государственного университета (Ташкент).

1921–1923 — преподаватель физики и математики и руководитель научно-учебной комиссии тюркско-татарского училища; преподаватель математики на рабфаке Среднеазиатского государственного университета (Ташкент).

1923–1924 — ученый секретарь Академцентра Татнаркомпроса и ответственный секретарь журнала «Магариф» (Казань).

1924–1925 — методист татарско-башкирского бюро совета национальных меньшинств Наркомпроса РСФСР и представитель совета национальных меньшинств в комиссии по педагогическому образованию, член научно-методической комиссии ГУС НКП РСФСР (Москва).

1925–1929 — штатный аспирант НИИ математики и механики Московского государственного университета.

1929–1930 — доцент Казанского государственного педагогического института.

1930–1934 — и. о. профессора теоретической механики Казанского государственного педагогического института, заведующий кафедрой теоретичес­кой механики Казанского института инженеров коммунального строительства.

1934–1938 — старший научный сотрудник Института математики и механики Казанского государственного университета.

1933–1937 — заведующий кафедрой теоретической меха­ники Казанского авиационного института.

1934–1937 — проректор по научной работе Казанского авиационного института.

1937–1938 — профессор теоретической механики Казанского государственного педагогического института, заведующий кафедрой теоретической механики Казанского химико-технологического института.

1938–1941 — заведующий кафедрой теоретической механики Казанского института инженеров коммунального строительства.

1939–1944 — декан механического факультета Казанского химико-технологического института.

1945–1973 — заведующий кафедрой теоретической механики Казанского химико-технологического института.

1946–1972 — директор Физико-технического института казанского филиала АН СССР.

1946–1976 — заведующий отделом теории оболочек Физико-технического института казанского филиала АН СССР.

1976–1981 — старший научный сотрудник Физико-технического института казанского филиала АН СССР.

Муштари скончался 23 января 1981 года, похоронен в Казани.

Михаил Бирин

Фото на анонсе: из книги Марата Ильгамова «Профессор Х.М. Муштари»
Мнение авторов блогов не обязательно отражает точку зрения редакции


business-gazeta