Дочь Касыма Азнабаева вспоминает: “Мы едем с ним на поезде в далеком 1956 году из Красноярского края в Уфу, после ссылки, за документами о реабилитации. Папа сильно болел. В Сибири он лежал в больнице. Мама каждый день ездила на лошади навещать и говорила нам: «Если папа подойдет к окну, значит, еще жив». Мама выписала его из больницы под расписку и вот мы с папой едем в поезде. В Сибири с мамой остался 13-летний брат Олег, Виктор 5-ти лет и 3-летняя Нина. Мне 8 лет. Меня отправили с больным папой, чтобы я могла сказать, кто он и откуда, если с ним что-то случится по дороге, или если он умрет.

В Уфе я пошла во 2-й класс, а папа лежал в больнице. Помню, как перед началом учебы мы пошли с ним на «толчок» и он купил мне зимнее пальто, шапочку, теплый спортивный костюм. Папа всегда был очень внимательный, добрый, заплетал мне косички. Мама с остальными детьми приехала через 4 месяца, когда закончилась уборочная и после сдачи отчета.

Уже потом, когда наша семья жила по ул. Дорофеева, 7, помню, как вечерами мы ходили гулять с папой. У него была изумительная память, которая сохранилась до глубокой старости. Так много узнавали мы от него! Он рассказывал, как жили раньше, про истории домов, людей. К папе всегда тянулись люди. С большой теплотой вспоминал об интересных людях, с которыми сводила его судьба.

А родился мой отец, Касым Азнабаев, в 1905 году в д. Ахмерово Кипчакской волости (ныне Новосергиевский район) Оренбургской губернии. Жили бедно, с малых лет он помогал родителям. Отец Касыма нанимался батраком к богатым. В 1918 г. умерла мать, и они остались вдвоем.

В их кантоне политкомиссаром работал Габидулла Кунаев, военным комиссаром — Даут Юлтыев. Касым вступил в комсомол. Его избрали секретарем ячейки при продовольственном комиссариате. Он активно занимался организацией комсомольских ячеек и частей особого назначения (ЧОН). Тяжелая доля выпала в 1921 — 22-е гг. Во время страшного голода Касым участвовал в охране засеянных полей.

Боролись с контрреволюцией, поднявшей голову в то трудное голодное время. Осенью 1921 г. Касыма включили в состав Ток-Чуранского канткома комсомола. До него в составе канткома работали Сагит Агиш и Габдулла Амантаев. После их отъезда на учебу в Оренбург в БИНО (Башкирский институт народного образования) Касым стал секретарем Ток-Чуранского канткома комсомола. А на следующий год и он начал учиться в ВИНО, который размещался в Оренбургском Караван-Сарае.

В Оренбурге было много интеллигенции из башкир и татар. Фатих Карими, выпускник Каирского университета, преподавал географию и историю, классик татарской литературы Шариф Камал — литературу. Сайфетдинов вел математику, он также окончил Каирский университет, Ханафи Бакиров — физику, а артист Исхак Альмашев — педагогику. Уровень преподавания был высоким, все преподаватели были авторами учебников. После окончания ВИНО Касым Азнабаев работал в д. Серменево Тамьян-Катайского кантона учителем, затем — директором школы.

В 1925 — 28-е гг. — заведующий отделом горкома и член коллегии Оренбургского губкома комсомола. В 1928 г. вступил в ряды Коммунистической партии.

В 1928 г. — заместитель редактора газеты «Юный пролетариат» и «Молодежь Башкирии» в Уфе. С именем Азнабаева связан трудный период становления и развития журналистики Башкортостана.

А как интересно папа рассказывал об учебе в Академии коммунистического воспитания им. Крупской, куда был направлен Башкирским обкомом ВКП(б). Он — первый башкир, окончивший Институт красной профессуры. В институте занятия вели прекрасные преподаватели, авторы учебников.

С 1933 по 1936 гг. Касым Азнабаев – главный редактор Башкирского отделения издательства ЦК ВКП(б), заместитель заведующего отделом Башкирского обкома ВКП(б), главный редактор по изданию трудов марксизма-ленинизма. Он перевел на башкирский язык работы В. И. Ленина «Государство и революция», «Детская болезнь левизны в коммунизме», «Задачи Союзов молодежи» и т. д.

В 1937 г. Касым Азнабаев занимает пост ответственного редактора республиканской газеты «Башкортостан». В эти годы усиливается атмосфера всеобщей подозрительности. Касыма Азнабаева упрекали в том, что газета плохо разоблачает врагов. Он старался некоторые материалы придерживать, убирать фамилии. В то время многим честным партийным работникам были предъявлены обвинения в участии в антисоветском буржуазно-националистическом троцкистско-бухаринском заговоре.

Касым Азнабаев был участником трагически известного III пленума обкома партии, сидел рядом со Ждановым в президиуме, вел протокол. Ночью 2 октября арестовали почти всех членов бюро обкома и многих приехавших на пленум секретарей райкомов партии.

9 октября 1937 г. в республиканских газетах было сообщение: 4 — 6 октября состоялся III пленум Башобкома ВКП(б) в составе 5-ти членов. Отец вспоминал, когда с пленума забрали секретарей обкома, Жданов, проводивший пленум, сказал, что сняли лишь пока головку, «столбы подрублены, заборы повалятся сами». После пленума усилилась работа по «разоблачению врагов народа».

За Азнабаевым пришли 10 января 1938 г. в 2 часа ночи. Провели обыск, не предъявляя ни ордера, ни других документов. Забрали книгу о бухаринском процессе, пистолет. Привезли в пункт, заперли в карцер. Началось следствие. «Вы участник контрреволюционной националистической организации и занимались в печати вредительской деятельностью», — говорил следователь. А другой следователь сдирал из отобранной книги «султангалеевгщина» целые куски, а фамилии подставлял местные. Якобы с 1930 г. Азнабаев «состоит в этой организации». Следователь Хасанов утверждал: «Вы вместе с Амантаевым собирали фольклор. Вы вели националистическую работу. При переводе в книгах часто использовали арабские термины из Корана». А следователь Соснов все писал, требовал только подписать. «Вы арестованы как участник контрреволюционной организации, существовавшей в Башкирии с 1930 года и входите в ее руководящий центр. Вы вели активную контрреволюционную деятельность, направленную на отрыв Башкирии от СССР и образование буржуазной республики под протекторатом Германии и Японии». «Нет! Не подпишу!» — был ответ Азнабаева.

Два года и восемь месяцев продолжалось следствие, но суд так и не состоялся. Испытал «игру в мяч» — конвейерные допросы. Часто преследовали галлюцинации. «Дело» было направлено в Москву, где его рассматривало особое совещание НКВД СССР. Вынесли приговор: подвергнуть лишению свободы сроком на 5 лет за контрреволюционную националистическую деятельность. Этапом Касыма Азнабаева отправили сначала в Челябинскую тюрьму, потом — в Свердловскую. Конечное место назначения — Восточноуральский лагерь «Восток Урал-лаг» в Верхнетавдинском районе Свердловской области.

Отец говорил: «Трудно вспоминать все это. Тяжело. Злая воля превратила в лагерную пыль тысячи лучших сыновей и дочерей республики. Афзал Тагиров, Шариф Тимергалин, Даут Юлтыев, Булат Ишемгулов, Габдулла Амантаев, Тухват Янаби…»

Как-то гуляя с отцом, разговаривали. Ему шел 90-й год, но он отчетливо помнил имена, фамилии, события, номера телефонов. Вот папа и говорит: «Мне умирать не страшно. Я уже несколько раз умирал. В первый раз это было на лесоповале в 1940 г. в лагере. Он назывался «Ржавец», так как стоял на речке с ржавой водой. Люди умирали на непосильной работе, кто не мог дойти до лагеря — конвой пристреливал, а тут один конвойный говорит другому: «Давай дотащим до вахты, вон уже забор виден». Схватили за ноги, дотащили и бросили. В лагере было место, куда бросали мертвых, а тут получилось, что ямы готовой не оказалось. Бросили до утра, а утром появились люди в белых халатах. Схватился за полы халата, узнал Надежду Савельевну Ярыгину, врача из Оренбургской области, которая отбывала срок как жена «врага народа» — секретаря Воронежского обкома партии, уже расстрелянного. «Пока я здесь и жива, я не дам тебе умереть», — сказала Надежда Савельевна. Вызвала санитаров и отправила в изолятор, а через несколько дней в сангородок. В течение месяца я поправился, и Надежда Савельевна послала меня к своей подруге, хирургу, ЧСИР Варваре Ивановне Топадзе. Варвара Ивановна разрезала мне руку выше локтя, помазала марганцовкой, рана выглядела ужасно. Так довольно долго меня переводили из одного отделения в другое. Мне посчастливилось — рядом всегда оказывался добрый друг — русский, татарин, чуваш.

А в 1942 году по директиве «без права выезда» освободили и устроили работать мастером-нормировщиком на лесорубке.

В 1946 году всем проживающим «без права выезда» дали разрешение поехать в села или небольшие города, где нет крупной промышленности. Выбрал Черниковку рядом с Уфой. Приехал с семьей в Уфу. Жена Екатерина Ивановна устроилась на работу, а у меня вместо паспорта — вид на жительство. Встретился как-то Чикреев Арон Вафич, позвал к себе, помог устроиться в Стерлитамаке в учительском институте. Сначала заместителем директора по хозяйственной части, а через несколько месяцев перевели преподавателем. Читал лекции по педагогике, логике, школьной гигиене. Так и работал до 20 апреля 1949 г. К этому времени Олегу было 6 лет, а Земфире, родившейся в Стерлитамаке, — 11 месяцев.

Мама вспоминала: «20 апреля 1949 г. ночью пришли из КГБ. Дома все перевернули, взяли конспекты. Отправили папу в купейном вагоне в Уфу. А мама искала его около «столыпинского» вагона, чтобы сказать, что приедут, как только получат адрес. Сопровождавшие были в штатском. Тут стук в дверь купе. Стоит бывший ученик Валитов — директор школы-интерната им. Ленина. Спросил: «Можно поговорить с Азнабаевым». Отдал все деньги, сколько было с собой».

С 23 апреля по 5 августа папа сидел в тюрьме в Уфе. А потом объявили постановление особого совещания НКВД СССР от 25 июня 1949 года «Азнабаева Касыма Кутлубердича за принадлежность к контрреволюционной организации сослать на вечное поселение в Красноярский край».

А в Стерлитамаке маму стали выгонять из квартиры. Мама сказала, что как только получит письмо, сразу уедет. Отправили папу этапом в Красноярский совхоз «Главторгсевморпуть» Больше-Муртинского района Красноярского края. В совхозе выращивали овощи для Игарки, Дудинки, Норильска. Мама получила письмо и написала, что приедет. Вскоре пришел ответ: «Здесь много комаров, мошки, жить невозможно, это не город, живи там», — писал папа. Но мама настояла и 15 сентября 1949 г. поехали. Приехали в Красноярск, до совхоза 200 км, туда никто не берет. Целую неделю мама жила с детьми в «заезжей», искала машину. Наконец, договорилась. Шофер довез до поворота в совхоз и уехал, обещав, что передаст, что приехала семья.

Мама: «Сидим ночью у речки Кантар, сосны шумят, страшно. Часа через 2 — 3 слышим, лошадь шлепает по воде. Олег начал плакать. Говорю, не плачь, неизвестно, кто там, но Олег сказал, это папа за нами едет. Слышу голос: «Да где же они?» Тут мы откликнулись. Приехали в землянку. Встретила нас женщина, муж которой ездил с папой. Сварена картошка, но не было ни хлеба, ни соли. Я знала, что ничего нет, и припасла с собой чеснок, лук, соль. С собой взяла детскую ванну, ведро. Папа помылся, побрился бритвой, которую привезла. Утром приходит управляющий, спрашивает: «Мне Костю Азнабаева». Папа отвечает: «Я слушаю». «Да не тебя! Мне Костю». Не узнал. Тут выбежали дети. «Откуда эта женщина, дети?»

Вечером приехал комендант Реутский. Хотел забрать. На следующий день из Мурты приезжает начальник КГБ, проверил документы. «Всем придется обратно уехать», — сказал он. «Нет, не уеду», — ответила. Так и стали жить». Мама заготовила картошку, свеклу, морковь. Было много брошенных участков. Зиму прожили. Весной мама купила двух кур, цыплят, поросенка за 8 рублей, полуживого. На фуфайках на солнышко туда-сюда перетаскивала. Купили козу, удачно. Хорошее молоко было.

Через зиму перевели в I отделение. Там рядом с Енисеем уже не было такой мошкары. Отец работал учетчиком, потом ходил на общие работы, полол ячмень. «С приездом семьи стало легче», — вспоминал папа. Мама вольная, ходила покупать продукты в деревню. Ходила за горохом с Дорой Абрамовной Лазуркиной, старой большевичкой, много рассказывавшей о Ленине, с которым до революции была в ссылке.

Папа все время болел. Лежал в больнице безнадежно больной. Мама на лошади ездила к нему каждый день (12 км к центральной усадьбе). Вспоминает мама: «Подъезжаю. Смотрят в окно. Если смотрят, то все в порядке. Привозила молоко».

Внучка Азнабаева, Светлана Сопова, пишет:

“У моей бабушки Екатерины Ивановны, не было белого свадебного платья, обручального кольца, букетов цветов, красивых ухаживаний … У них с моим дедушкой Касымом Азнабаевым, свадьбы вообще не было. Свою любовь и судьбу двадцатилетняя Катя встретила в лагерном аду ГУЛАГа. Увидела на мгновение политического заключенного, измученного тюрьмами, пытками и непосильным трудом на лесоповале, истощенного от голода, на 17 лет старше ее. Но его отличали добрый взгляд, внутренняя интеллигентность, достоинство и несгибаемая воля! Увидела, и в голове промелькнула мысль: «Ты будешь моим!» Полюбила его до конца жизни, невзирая на протесты и угрозы родителей. В какой-то степени родные были правы, ведь это было страшное время, когда миллионы невиновных людей по ложным обвинениям были посажены в тюрьмы и расстреляны. Когда детей вынуждали отрекаться от арестованных родителей, жен — от мужей. Миллионы разбитых семей, зловещая аббревиатура «ЧСИР» — «член семьи изменника Родины», которая сама по себе являлась приговором к заключению в лагеря для 20000 вдов, чьи мужья были казнены; сотни тысяч «сирот Тридцать Седьмого», с украденным детством и изломанной юность.

С того тяжелого времени и до конца его дней моя бабушка Екатерина Ивановна была ангелом-хранителем. По словам бабушки, ее суженый так и не узнал обо всей той помощи, поддержке и заботе, без которой Касым не выжил бы в лагере, где они встретились, где несколько раз погибал, и где ее дядя был начальником. По словам дедушки, он не выжил бы и в ссылке в Красноярский край на вечное поселение после повторного ареста в апреле 1949 года, если бы Катя не поехала за ним с детьми, как жена декабриста”.

Читаем небольшую бумагу: «Дело по обвинению гражданина Азнабаева Касыма Кутлубердича пересмотрено Президиумом Верховного суда Башкирской АССР 21 мая 1956 года. Постановление от 19 августа 1940 года и постановление от 25 июня 1949 года в отношении Азнабаева К. К. отменено и делопроизводством закрыто».

Вот и все. 18 лет жизни. Что пришлось пережить и сделать отцу за долгий век и 60 лет пребывания в партии — это рассказ не одного дня.

В Уфе Касым Кутлубердич работал заведующим редакцией Башкирского книжного издательства. В 1963 году ему присвоили звание «Заслуженный работник культуры БАССР».

На склоне лет человек чаще чем обычно оглядывается назад. И не потому, что жалеет о пережитом. А потому, что думает, каково будет пройти этот путь вслед за ним идущим. Все, кто знал Азнабаева Касыма Кутлубердича, задавались вопросом: «Как можно, пережив столько опасностей и горя, пройдя ад сталинских лагерей, сохранить эту любовь к жизни, моложавый взгляд, приветливую улыбку и юмор?» Не сломался, не озлобился. Остался тверд духом, добрым, честным. Он оказался сильнее всех выпавших ему в жизни трагических испытаний.

Статья З. и Н. Азнабаевых “Воспоминания об отце” из книги “Живая память”, 2009.

zen.yandex