Домой Жизнь татар Риза Фахретдин: татарский богослов-просветитель или писатель-графоман?

Риза Фахретдин: татарский богослов-просветитель или писатель-графоман?

0
Риза Фахретдин: татарский богослов-просветитель или писатель-графоман?

В интервью KazanFirst старший научный сотрудник института истории Марджани Лилия Байбулатова рассказывает о неоднозначной исторической личности. 

С одной стороны, Ризу Фахретдина принято безоговорочно относить к целой плеяде очень ярких дореволюционных татарских интеллектуалов, которые сыграли важные роли в формировании татарской нации (на основе буржуазного татарского капитала). Но с другой, он среди других ярких исторических персонажей, пожалуй, отличается большим поиском себя в своих трудах и сочинениях, добычей новых знаний.

– Ризаэтдин Фахретдин – татарский учёный, богослов, религиозный деятель. На сегодня широкому кругу читателей много ли его трудов доступно и известно? Или у него ещё есть что-то, что хранится в архивах или спрятано от нас?

– Он ещё и журналист. Мне кажется, что много трудов Ризы Фахретдина на сегодня доступно. Если взять его исторические работы, то это свод «Асар». Он издан на татарском и русском языках. Там есть первый и второй том, которые вышли отдельно. А третий и четвёртый том вышли уже вместе.

В советское время были переведены и изданы его работы о казанских, золотоордынских ханах. Они вполне доступны, в библиотеках их точно можно найти. В продаже – вряд ли уже. Также его работа «Мәшхүр хатыннар» («Знаменитые женщины») сейчас подготовлена к печати, её перевела с татарского языка Алсу Хасавнех.

Но, естественно, есть ещё много других. Как раз недавно рассматривали, что сегодня хранится в Уфе в архиве. До сих пор не издан, но есть в рукописном виде двухтомник «Юаныч», то есть «Утешение», написанный им в советское время. Есть ещё книга «Юлдаш» («Спутник»). И есть ещё некоторые богословские работы у него. Все также хранятся в рукописном виде и доступны только специалистам.

– Работа «Мәшхүр хатыннар» заинтриговала своим названием. О чем эта работа?

– Это биография знаменитых женщин, причем не только татарок. Среди них есть не только те, кто вообще проживал на территории Поволжья и Приуралья. Но есть и те, кто проживали в Азии, в Египте и в других странах. Концепция у него в этих биографиях одна – показать достижения людей, которых он описывает, в тех или иных областях.

А так как Риза Фахретдин стремился к тому, чтобы женщины получали образование, то эта книга «Мәшхүр хатыннар» должна была показать татаркам, башкиркам и вообще всем женщинам-тюркам, какие могут быть женщины, чего они могут достигнуть, и чтобы они им были примером.

– А его произведение «Юаныч»? Что по нему известно? Насколько я понимаю, он в этом труде рефлексирует над советской властью, которая стала устанавливаться в стране?   

– В этом произведении он себя утешает тем, что… В общем, в советское время его книги уже не издавались. Он утешает себя, свою душу написанием своих мыслей. А мысли эти были разные: о культуре, об истории, о философии, о религии, о власти. Например, в его личной жизни есть такой известный факт – он же был кадием на протяжении многих лет в Оренбургском магометанском духовном собрании. И вот он пишет: «Кадием становиться нельзя. Чтобы стать кадием, нужно быть очень уверенным в себе человеком».

– Он какую-то неуверенность излучает, получается? Можно ли сказать, что Риза был сомневающимся человеком?

– Да, он сомневающийся человек. Он добрый человек, мягкий человек. И, видимо, чтобы противостоять внешним обстоятельствам, которые действуют на кадиев, а этих обстоятельств было очень много, нужно быть сильным человеком, с его точки зрения. То есть надо быть не только грамотным человеком в плане знания шариата, но сильным психологически.  

– Он родился в 1859 году. Новое столетие, то есть 1900 год, встретил, будучи 41-летним мужчиной. А уж все события, связанные с русскими революциями в 1905 году, в 1917 году, – очень зрелым мужчиной с большим ю жизненным опытом. Как это всё отражалось на его произведениях?

– Самое первое его произведение, которое он издал в 1887 году, – это «Китабет-тасрыйф». Эта книга о морфологии арабского языка. Эту книгу, кстати, высоко оценил Шигабутдин Марджани. Хотя Марджани не был знаком лично с Фахретдином, но прочитав его книгу, он сказал, что в Ризаэтдине есть надежда и что он достигнет многого.

– Почему тогда так важно было писать об арабском языке?

– Это было важно, потому что в медресе преподавался арабский язык. Это был учебник для шакирдов.

– Простое учебное пособие и такое внимание со стороны Марджани?

– Да. Видимо, он на собственном опыте и видя, как шакирдам преподают непонятно или тяжело арабский язык, решил составить своё учебное пособие. И такой труд он написал в 28 лет. А уже потом, со временем, труды начинают его характеризовать как учёного. И самый главный его труд – это свод «Асар». Его первая часть была издана ещё в 1899 году в Казани. Потом части, составляющие «Асар», издавались частями до 1908 года.   

Можно посмотреть, как на него влияли внешние обстоятельства и как это отражалось на его трудах. Итак, во введении «Асар» он пишет: «Наши единоверцы должны знать свою историю. Если ты не знаешь свою историю, то у тебя нет своего будущего, потому что в истории отмечены все ошибки, все упущения, а также успехи, которые нужно учитывать будущим поколениям». Это он написал до 1908 года. Потом появился третий том, он его закончил раньше, ещё в 1911-м, но этот том не был издан при его жизни, потому что его конфисковали.

А писать четвёртый том он уже закончил в советский период. И вот тут он пишет: «Я уже не надеюсь, что эта моя книга будет издана. Я уже вообще не надеюсь, что эту мою книгу будут читать. Но я это пишу для себя, чтобы утешить свою душу, своё сердце».   

– А почему Риза Фахретдин так обращался именно к историческому материалу? О нём же знают как о богослове. Он же должен работать только с исламской догматикой, с исламской идеологией. Разве нет?

– Мне кажется, его такая тяга к истории началась ещё тогда, когда он учился в медресе. По его воспоминаниям, он с его другом Фаридом как-то впервые прочитали газету «Тарджеман», которая издавалась в Бахчисарае Исмаилом Гаспринским. И с этого момента у него начинает расширяться сознание. То есть у него не только религиозное образование превалировало. Он увидел, в газете и другие темы тоже обсуждаются.

А уже потом, когда он начал работать в Духовном собрании кадием, то он постоянно проводил время в архиве. Хотя в его обязанности это не входило. Он просто архивы приводил в порядок. А там, судя по всему, хранились бесценные материалы, в том числе и исторические. Вот его это всё и заинтересовало.

– Почему вы его журналистом назвали? Что вы имели в виду?

– Я, наверное, не совсем точно сказала, назвав его журналистом. Он всё-таки был больше редактором. В 1906 году братья Рамиевы из Оренбурга, это известные золотопромышленники, пригласили его к себе. Он согласился на их предложение и переехал к ним.

Сначала он стал редактором в газете «Вакыт» («Время»). А потом, мне кажется, специально для него открыли журнал «Шура». Рамиевы оценили его способности, и все долгие годы, до самого закрытия журнала он был бессменным его редактором.

– Он как редактор что-то писал? Или только что-то правили или редактировал?

– В том-то и дело, что он писал, и много. У него была своя редакторская колонка в газете. Мне кажется, около 60% всего объёма материалов в одном конкретном выпуске были написаны им самим. По крайней мере в колонке «Знаменитые мужи», по подсчётам Мадины Рахимкуловой, которая занималась его творчеством, в частности журналом «Шура», около 180 биографических очерков написано им.      

– Если мы назовём Ризаэтдина Фахретдина современным словом «графоман», мы будем правы?

– Нет. Смотря что вы вкладываете в понятие «графоман».

– Это человек, который пишет обо всём, пишет свои рассуждения. Например, его какие-то события впечатлили, он что-то пережил и сразу же по этому поводу берётся писать.    

– Мне кажется, он писал не для того, чтобы писать, а потом это публиковать. Он писал что-то с какой-то целью. Например, чтобы ознакомить читателей с какой-то проблемой, с какой-то темой, с какой-то биографией человека, которая для других людей станет толчком для развития.    

– То есть перед нами просветитель и его просветительская деятельность?  

– Да. Ну, допустим, вы говорите, что Риза Фахретдин – графоман. Я как-то проводила контент-анализ его статей в газете «Вакыт» и в журнале «Шура». В итоге основная часть его статей была посвящена образованию. Вторая часть его статей по объёму была посвящена религиозным проблемам. Но у него религиозные проблемы не в богословском понимании, а религиозные вопросы в бытовой и повседневной жизни. Это были две главные его темы, к которым он обращался.

– Он свой кругозор расширял сам, новые знания собирал сам? То есть никаких лекций, скажем, в Казанском университете, он не посещал? Его образование – это лишь обучение в медресе?

– Да, вы правы.

– Получается, он был самоучкой?

– Да, он был самоучкой. Он даже когда в медресе учился, то выписывал газеты. Когда в 1891 году переехал в Уфу, то он опять начал выписывать газеты из Туниса, Египта, Йемена, Турции. У него была широкая библиотека, книги покупал, заказывал их. Всему он сам учился.

Он и сам это признаёт в своей биографии. Пишет, что у него такой склад характера, что ему легче самому где-то что-то прочитать и узнать, чем спросить у кого-то.

– Может, он с кем-то консультировался, с кем-то состоял в переписке?

– На него очень большое впечатление оказала встреча с Джамалятдином Афгани в Санкт-Петербурге в 1894. Он с ним вёл переписку. Насколько эта переписка была обоюдной, точно утверждать нельзя. Но черновики писем Фахретдина к Джамалетдину Афгани сохранились и до сих пор хранятся в Уфе.

Например, башкирский ученый Фаниль Баишев выяснил, что в одной из газет Джамалетдин Афгани пишет, что благодаря Ризаэтдину Фахретдину и его сведениям он пришёл к каким-то выводам. Так что письма Фахретдина до Афгани точно доходили.

– Ризаэтдин Фахретдин кем больше всего был? Интровертом или экстравертом?

– Судя по его записям и по воспоминаниям его дочери, он был тихим человеком, который не стремился вступать в конфликты. Ему нужно было просто тихое помещение, где он мог работать. Даже его работа в Духовном собрании была для него благодатной в том плане, что он два часа в день отводил на работу кадием, а остальное время он сидел в архиве. Его никто не трогал, он занимался своими делами. Исходя из этого можно определить склад его характера.

– Можно ли сказать, что по его произведениям видно, как он искал себя в плане своей этничности? Или у него не было никаких поисков, он как ощущал себя кем-то, так и ощущал?

– Для себя он всё четко определил. В своих работах, статьях он пишет, что он «из тюрок».

– Этноним «татар» он не воспринимал?

– Не то чтобы не воспринимал. Он этот этноним не любил. Он не считал, что для современных ему татар использовать термин «татар» этично. Для него «татары» были всё-таки завоеватели. Поэтому он говорил, что является либо «тюрком», либо «мусульманином».

– К этнониму «булгар» у него какое отношение было?   

– Положительное. По словам его дочери Асмы, один из его предков Кармыш имел нисбу «аль-Булгари». Я, конечно, сама не встречала, но его дочь говорит, что Риза Фахретдин в некоторых своих работах или письмах подписывался именно как «аль-Булгари». Значит, он положительно относился к этому этнониму.  

– В каком произведении и в каком году он этнически самоопределился?

– В 1906 году, в газете «Вакыт» вышла его статья. И эта статья называется «Тюрки».

– К вопросу этнического самоопределения он возвращался в советский период, когда у нас уже образовались Татарская, Башкирская Республика, когда народы СССР разбежались по своим национальным квартирам-республикам в одной большой коммуналке?

– Нет. Он возвращался к вопросу самоопределения только на страницах журнала «Шура», когда поднимались вопросы «Кто же мы? Татары или тюрки?». Там был целый цикл статей. Некоторые из них были подписаны как «Тюрк углы». Некоторые читатели считали, что так подписывается Риза Фахретдин. И в одной из статей он пишет, что это не он, а какой-то другой человек. Но он своё мнение по поводу этнонимов уже высказал, он считает себя потомком «тюрков». И всё, вопрос он на этом закрыл.

– Сегодня уже наши с вами современники вокруг его имени сконструировали новую дискуссию о его этничности. Был ли Фахретдин башкиром? Известно ли на сегодня, в каких именно документах он записан как «башкир»?

– Да, есть несколько таких документов. Один из самых первых документов, который касается не его, а его отца, – это запись в метрике. Там написано, что родился Риза Фахретдин, что его отец «башкир Фахретдин». То, что он «башкир», в основном встречается в официальных документах, в официальной биографии, которая была составлена Духовным собрание в 1903 году. Там указано, что Ризаэтдин Фахретдин – башкир. И в 1912 году Ризаэтдин Фахретдин получал паспорт, где было написано, что он «башкирец из деревни Кичучатово».

В других документах, например, в переписи 1900-1901 годов, написано, что Фахретдин – тептярин. Это всё, что есть в официальных документах.

В каких-то личных документах, в его произведениях, в его личном дневнике, который мне довелось почитать, никакого упоминания о башкирах нет.

– Получается, он для официальных властей записывался как «башкир», видимо, подразумевая свою сословную принадлежность?

– Возможно. Возможно, были какие-то другие причины. Сейчас трудно об этом гадать. По крайней мере ни его дети, ни его внук, а я была знакома с его внуком Арсланом Шарафовым, не говорили, что они башкиры.

Ильнур Ярхамов

kazanfirst