Домой Жизнь татар Татары в России и в мире “Татары – это нефть и Чарльз Бронсон, а татарская культура – вовсе не ынца-ынца”

“Татары – это нефть и Чарльз Бронсон, а татарская культура – вовсе не ынца-ынца”

0
“Татары – это нефть и Чарльз Бронсон, а татарская культура – вовсе не ынца-ынца”

19 апреля в Казани состоялась всемирная премьера оратории “Җир уллары трагедиясе” (“Трагедия земных сыновей”). Казань, что называется, в ауте. Такого в нашем городе не было давно. Корреспондент “еТатар” успел побеседовать с главной виновницей торжества – а по другому произошедшее и не назовешь – за два часа до поезда. Масгуда Шамсутдинова уезжала в Пермский край записывать старинные народные песни в татарских деревнях.

Признаюсь откровенно, что за те полчаса, которые мы разговаривали, я несколько раз ловил себя на мысли, что вот эти её слова я непременно вынесу в заголовок. Что ни реплика – то на вес золота. Что ни словосочетание – то в название статьи, ей-богу! В конце и вовсе сложилось ощущение, что я взял интервью у самого Хади Такташа. И не мудрено. Мәсгудә ханым 20 лет писала свое произведение. То, что казанская публика услышала в четверг, это третий вариант. Первые два автором были уничтожены. “Я смогла довести начатое дело до конца лишь после того, как изучила биографию поэта”, – говорит она.

– Что вы хотели донести до слушателя?

– Мне все задают такой вопрос. И я не знаю, что ответить. Но то, что я хотела сказать, было сказано 19 апреля в Большом концертном зале. И каждый понял это через свою парадигму. А ведь на премьере были катастрофически разные люди. Аудитория была, как говорится, от макро до микро. Разрез был колоссальный! И физики, и абыстаи, и татарская интеллигенция, и русская интеллигенция. Была и музыкальная профессура – для них важнее всего, как это сделано и как это звучит, а не то, о чем это произведение. Один человек русской национальности совершенно открыто, не боясь обидеть меня, сказал: “Я думал, в татарской культуре ынца-ынца. Никогда не думал, что татары способны мыслить планетарно”. Это, конечно, большой комплимент для меня. И не только для меня, но и для всех татар. Мы же всё-таки вторичный народ. Хотя мы и привыкли считать себя первичными…

– Хади Такташа у нас знают все. Любого казанца спроси: он сразу ответит, что была группировка такая. Грустно, конечно. А вы как открыли для себя этого поэта?

– Я ведь в школе училась не на татарском языке. После 4 класса уехала в Казахстан. Такъташа (Масгуда Шамсутдинова, говоря “Такташ”, букву “к” произносит намеренно твердо – как в татарском прочтении этого слова) не проходила. Но помню, как моя сестра декламировала поэму “Мокамай”. И мне это слово – “Мокамай” – очень нравилось. Это было словно какое-то магическое имя, как “ӘлифЛәмМим” в Коране – только Аллах знает, что это значит. Вот и “Мокамай” было для меня словом, притягивающим к Такъташу. Он стал моим любимейшим поэтом. Я и Тукая хорошо знаю, потому что моя мама Тукая знала наизусть. Тукай в нашем доме был как хлеб и соль. И воздух – мы дышали Тукаем. Однако Такъташ оказался мне ближе по байронизму и романтике.

И когда я впервые прочла “Җир уллары трагедиясе”, я, естественно, ничего не поняла. Потом начала изучать творчество поэта. Поняла, что Такъташ находился под огромным влиянием Байрона. Затем узнала, что он любил “Потерянный рай” Мильтона. Но произведение не складывалось. Первые два варианта я уничтожила. Еще помню, лет 20 назад спросила у Марселя Салимжанова, почему татарский театр до сих пор не поставил ни один спектакль по творчеству Хади Такъташа. Марсель Хакимович тогда ответил, что еще не родился такой режиссер, который мог бы его поставить. Такъташ чрезвычайно зашифрован. Он словно компьютер, в котором одну папку открываешь за другой, и в каждой папке есть много-много других папок. Лишь обратившись к его биографии, я поняла, как нужно писать: он получил прекрасное мусульманское образование. Будучи поэтом, он находился под впечатлением от восточной поэзии. Мөхәммәдъяр, Бәдәвам, Такый Гаҗәп… Он впитал в себя не только татарскую, но и тюркскую, персидскую, арабскую культуру. И я представляю, какого ему было, когда в 20 лет ему сказали: вот так писать нельзя, а надо по-другому – надо восхвалять, что творится сейчас в стране. Именно поэтому он написал стихотворение “Такъташ үлде”. Естественно, он наступал на горло собственной песне. И чтобы понять, на горло какой песни он наступал, нужно было изучить его жизнь. Я считаю, что приблизилась к нему. Я чувствую, как он мне помогает. Раньше я хотела писать романсы, но они у меня не звучали. А сейчас могу взять любое его стихотворение, и оно у меня сразу звучит.

– Какие его строчки сейчас у вас на уме?

– “Аһ, куркыныч бу дөньяда!”. Это как клише стоит у меня.

– 10 лет назал вы иммигрировали в Соединенные Штаты Америки. Ваше творчество изменилось с тех пор?

– А как же! Я, можно сказать, сижу на крыше мира. Из моего окна виден вулкан (композитор живет в Сиэттле, штат Вашингтон – ред.). И я теперь со стороны наблюдаю, какое место в мозаике народов мира занимает мой народ.

– И что вы видите?

– Вижу, что он совершенно не хуже других. У него очень большой потенциал, который, к сожалению, он не до конца осознает.

– Мәсгудә ханым, существует версия, что с возвращением к президентской власти Владимира Путина, национальным республикам России и Татарстану, в том числе, грозит ликвидация. Мол, Татарстан будет преобразован в Казанский край или Казанскую область. Что вы думаете?

– Я считаю, что Путин этого никогда не сделает. Я верю в Путина и знаю, что он не допустит такую ошибку. Зачем ему огонь? Он умный. Вся Россия зиждется на республиках, на этнических красотах. Тем-то федерация и сильна.

– Как вы объясняете американцам, кто такие татары?

– Я начинаю с шуток. В Америке слово “Tatar” знают все. “Tatar steak” – это мясо по-татарски. “Tatar sauce” – это татарский соус. А “Tatar teeth” означает некие проблемы с зубами. Т.е. сначала я привлекаю внимание, а затем перехожу на знаменитых американцев татарского происхождения. Например, легендарный актер Чарльз Бронсон. Американцы Рудольфа Нуриева очень хорошо знают. Вообще, как татар можно узнать? По нефти. Когда я говорю, что на татарской земле очень много нефти, это тут же привлекает внимание американцев. А еще, говоря о татарах, я всегда стараюсь выглядеть так, чтобы меня полюбили. И когда они говорят “О, мы увидели лучшую татарку!”, я им отвечаю “Нет, я – самая худшая татарка. Если бы вы знали, какой он наш народ!”. Господи, что будет твориться в Казани во время Универсиады! Наших татарочек иностранцы просто всех до единой разберут – они же такие красавицы! Американцы очень любят слушать мои истории о деревне. Что я ела, что пила, когда росла, какие ягоды собирала. Их привлекает именно фольклорная сторона. А спортивными достижениями их не удивишь. Те же африканские страны в спорте намного сильнее татар. Тут кичиться нечем. И конечно же, им всегда приятно слушать, что все мы – люди. Я и в оратории проношу такую мысль, что, да, мы все разные, но небо и земля у нас одни. Другой Земли нет. Всё!

– Вы прилетаете в Казань 2-3 раза в год. Какие чувства вы испытываете, когда возвращаетесь сюда каждый новый раз?

– Знаете, года 3-4 назад люди были злее. Сейчас я замечаю, что казанцы стали добрее и терпеливее. Эта бесконечная стройка, этот нескончаемый ремонт дорог довели горожан до того, что они стали добрее! Возьмем, к примеру, общественный транспорт. Запихиваются все в автобус, но никто ни на кого не ворчит, не кричит. А молодежь какая стала! Очень много молодых людей и девушек стали говорить на родном, татарском языке. Или хотя бы стараться. Я прямо не нарадуюсь.

“Етатар”.