В театре им. Тинчурина — калейдоскоп блеклых воспоминаний на фоне страшных страниц истории Казани

Самой резонансной премьерой сезона в театре им. Тинчурина стал спектакль татаро-венгерского режиссера Сардара Тагировского «Ядэч! Исемдэ!». С одной стороны, это трагикомедия одной казанской семьи (именно с такой припиской идет название в русском варианте), с другой — путешествие в бесславные 80–90-е годы действительности столицы РТ с характерным бандитизмом, бедностью и мечтами о счастливом будущем. В том, насколько удачно у создателей получилось воплотить собственные детские воспоминания в современную постановку, разбирался «БИЗНЕС Online».

Вот и вся семья

«Ядэч! Исемдэ!» — это во многом личная история режиссера Сардара Тагировского (Абдуллина). До 6 лет он жил в Казани на улице Хади Такташа (или просто на Хадишке), а затем с матерью уехал в Венгрию к отцу, известному целителю и одному из создателей клуба «Булгар аль-Джадид» Тагиру Абдуллу Аль Булгари. Позже юноша учился актерскому мастерству в Академии театрального искусства им. Шекспира, работал в Будапештской студии кукольного театра в качестве кукольника, а затем окончил Художественный университет Маросвархели в классе театрального режиссера Ласло Бочарди.

Молодой режиссер уже успел запомниться венгерским зрителям спектаклями «Вишневый сад» по Чехову, «Мещанин во дворянстве» по Мольеру и «Идиот» по роману Достоевского. В 2016-м Тагировский сыграл эпизодическую роль в американском боевике «Инферно» с Томом Хэнксом. Но для работы на своей малой родине он вернулся к собственным воспоминаниям.

Для мальчишки взрослый проблемный мир представлялся не более чем сказкой. И именно ее Тагировский старался показать зрителям Тинчуринского театраФото предоставлено театром им. Тинчурина

Вот и вся семья. В начале они пестрым пятном появляются на сцене, как яркое воспоминание мальчика, который украл яблоко с соседского дерева. В тот же момент в сознании Сардара возникает еще один образ — то ли девушка, то ли виденье (Венера Низамова). Весь спектакль мальчик будет обращаться к ней, впрочем, каков в этом смысл — загадка.

Декорации спектакля не отличаются детализированностью и максимально аскетичны. Художник-постановщик Анна-Мария Купаж — тоже из Венгрии. Для спектакля она выстроила на сцене несколько гигантских стен и выкрасила их в кислотный зеленый цвет. В каком-то смысле четырехметровые сооружения напоминают хромакей, который, в зависимости от предлагаемых обстоятельств, окрашивается в различные воспоминания главного героя. Вся эта конструкция движется на гигантской платформе и, подобно калейдоскопу, открывает зрителям определенные страницы жизни семьи.

Гопники бьют друг друга

Сюжет истории довольно примитивен и строится на бытовых эпизодах. Вот Сардар рассказывает о детских играх с братом, а через 10 минут Ильнур копирует Брюса Ли и учится управляться с нунчаками. Снова смена зеленой площадки, и его отец Камиль размахивает пистолетом перед носом у малолетнего сына, доказывая необходимость огнестрельной игрушки в современном жестоком мире.

Собственно, эта тема должна была стать одной из ярких станиц в спектакле. Режиссер создал образы двух гопников — Марыча (Алмаз Муллаянов) и Риммы-Рамон (Зульфия Валеева), — которые, к сожалению, ни атмосферы передать не смогли, ни юмора истории придать.

Бо́льшая часть спектакля — это подготовка к 6-му дню рождения Сардара, которое проходит в легендарном кафе «Сказка». Этот момент — кульминация спектакля, потому что под одной крышей собирается вся семья и русская соседка Ирина (Гузель Гайнуллина) с дочерью Дашей (Диляра Фаттахова). Праздник должен максимально обнажить проблемы семьи. Холодность пожилых супругов друг к другу, заискивание Зулии перед Камилем, его жестокость и узколобость, одиночество русской соседки, вражда между братьями… Но персонажи прописаны схематично, им мешает текст, поэтому актеры используют единственный и мнимо верный прием — крик. А если и его кажется мало, то начинаются драки. Гопники бьют друг друга, потом — Сардара, отец бьет сына, брат — брата.

Режиссер пытался показать личную историю и через нее рассказать о жизни сотен семей родного города в определенный период жизни. Но вместо этого амбициозная задача превратилась в неискреннюю неумелую историю с узким набором художественных приемов, рваной композицией и лишь одной сценической находкой, которая за два с половиной часа изрядно надоедает. А тянущиеся паузы, прерываемые истошным криком, только усиливают гнетущее впечатление.

Впрочем, нельзя сказать, что спектакль не найдет своего зрителя. Из немногочисленных посетителей Тинчуринского находились и те, кто украдкой смахивал слезу, вспоминая о былом. Впрочем, целиком рассчитывать на воспоминания публики было бы опрометчивым решением. А вне этой парадигмы, исключительно как отдельное художественное высказывание, воспринимать спектакль крайне трудно, потому что он не отражает ни заявленной трагедии, ни упомянутой комедии.

Иветта Невинная